— Сделаем, светлейший! — откликнулся Хрыщ.
— Мы достанем монаха! — решительно заявил Порось.
— Делайте и доставайте, — господин вгрызся в новый персик, жёлтый сок тёк по чисто выбритому подбородку. — Да, заодно верните раку в монастырь. Мне она на хрен не нужна. Возьмёте её в моей личной кладовке.
Бесы синхронно, как вымуштрованные солдаты, развернулись, сделали по два шага вперед.
— Порось! — окликнул дьявол с набитым ртом.
Братья остановились, повернулись.
— Что у тебя с ухом? Мне кажется, оно ментовское.
33. Гавриил Иоаннович
Возле антикварной лавки стояли труповозка и милицейский «УАЗ».
Человек в лейтенантских погонах что-то обмерял рулеткой. Другой человек, в штатском, быстро писал на капоте «Уазика». На коленях возле трупов ползал эскулап. За жёлтой лентой, огораживающей территорию убийства, толпилась публика. Тут и там слышались перешептывания: «Такой молодой…», «Бог взял…», «Интересно, есть у него дети…», «Красивый был типчик…», «Кажется, я его где-то видел…», «Какие же всё-таки мёртвые страшные…».
От Санькиного трупа отделилась душа, взмыла вверх на несколько метров. Душа была почти полной копией тела: тот же цвет лица, та же одежда, плотность тела и головы. Только следы от пуль исчезли. Душа трепетала в воздухе, как осенний лист, качаясь на ветру.
Дух зябко передёрнул плечами, недоумённо огляделся по сторонам, посмотрел вниз. Увидел своё тело, в томной позе раскинувшееся на асфальте, рядом лежал молодой еврейчик.
Из-за угла вышли двое санитаров с носилками, накрытыми чёрным матерчатым плащом Соломона. Видимо, на них лежал сам хозяин лавки.
— Ну, ни хрена себе! — воскликнул дух. — Меня что, убили!?
От жалости по потерянной жизни Сидоркин чуть не заплакал.
Он шмыгнул носом, вытер рукавом пиджака правый глаз… Однако времени горевать Сане не отвели.
Рядом, как джинн из бутылки, возник маленький, седенький старичок в длинном платье до пят, похожем на ночную рубашку, с посохом в руке. Сморщенное личико украшали огромные белые усищи, голубые глаза лучились строгой добротой. Высоким звучным голосом, плохо соответствовавшим внешнему виду, старичок торжественно вымолвил:
— Ну что, раб Божий, новопреставленный Александр? Пора в путь! Я провожу тебя на суд, проводимый по воле Господней! — Кашлянул в сухонький кулачок и добавил менее напыщенным тоном. — Можешь звать меня Гавриил Иоаннович, я архангел и твой проводник.
Провожатый махнул посохом и плавно воспарил.
— Да ладно!.. — пробормотал Саня.
Карманник окинул последний раз взглядом сцену внизу и… неведомая сила повлекла его вверх и вверх, вслед за дедом Гавриилом.
34. Страсти в монастырском дворе: начало
По черноватой степной земле мчался «КамАЗ», пробивая мрак фарами и подпрыгивая на кочках. Над Сибирью раскинулась ночь. Порось яростно крутил руль, Хрыщ сидел рядом и курил сигарету.
Свет фар выхватил из темноты приближающиеся постройки монастыря.
«КамАЗ» снёс монастырские ворота, въехал на территорию, развернулся, освещая электрическим светом пространство перед флигелем.
Из флигеля выбежал брат Трифон с перекошенным лицом. Мотор заглох, но яркий свет фар продолжал слепить ошалелого монаха. Бесы выпрыгнули из машины, как черти из табакерки. Именно, как черти, в своем истинном облике: вычурно-гротескные рожи, коричневый цвет кожи, хвосты, торчащие из- под замасленных спецовок. Нечистики осмотрелись, двинулись к Трифону.
Тот сощурился, вглядываясь, побледнел, поднял ладонь щепотью, осенил себя крестным знамением.
Бесы, ухмыляясь, подходили.
— Отче Наш, иже еси на небеси, да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет во… — инок ожесточённо крестил братьев.
— Хорош паклями размахивать! — оборвал его Хрыщ, стукнув по руке.
Монах сказал прерывисто:
— Вы пришли за мной!? — он вжался в стену флигелька, подпустил в голос страстности, прижал к худой груди сжатые ладони. — Клянусь, к краже раки я не имею ни малейшего отношения! Мой сосед- послушник ничего мне не говорил про свой подлый замысел! Пожалуйста, не забирайте меня в ад! Я отмолю все-все грехи, даже самые мелкие! — Трифон поднял глаза к ночному небу. — Господь Боже! Прошу у тебя прощения! Я знаю, что грешен, Господи….
— Заткнись! — вмешался Порось. — Ты нам на хрен не нужен!
— Правда!? — монах опустил глаза, тревожно поглядел на незваных гостей. — Тогда кто вам нужен? Я скажу, где этот человек!
— Эй, Трифон, что случилось? — послышался от храма голос Феофила. — Что это за машина и где ворота?
— Нам нужен ваш игумен, — произнёс Хрыщ, не обращая на голос внимания. — Ты покажешь, где он!
Настоятель в чёрном подряснике и с неизменным крестом на груди вступил на освещённое пространство:
— Вы кто такие?! — зычно поинтересовался он.
Бесы повернулись к нему.
— Вот он, игумен Феофил! — крикнул Трифон, поглядывая на затылки братьев и наставив указательный палец на игумена.
— Что за маскарад? — строго спрашивал Феофил. — Я знаю, зачем вы переоделись в чертей, но не знаю… в точности, чего хотите! Если решили нас ограбить, то в обители ничего нет! Расстрига Сергий украл все наши сбережения: сорок тысяч рублей, а также золотой крест, принадлежавший ещё святому Алексию!
— С этого места поподробнее! — попросил приказным тоном Хрыщ. — Кто такой этот расстрига Сергий?
— Мой бывший инок… — флегматично пожал плечами игумен. — Невольный сообщник одного святотатца-послушника…
В этот момент послышался топот четырёх десятков ног, Феофил обернулся.
К флигелю приблизилась толпа черноризцев, вооружённых кольями, топорами, просто досками. Монахи остановились возле игумена, тот взглядывал то на них, то на братьев.
— Это что за восстание монахов? — насмешливо протянул Порось.
Иноки разглядывали пришельцев в течение 6 секунд.
— Бееесы! — крикнул брат Антоний, стоявший во главе толпы и размахивающий топором.
— Свят-свят-свят!.. — забормотали иноки, крестясь.
Один лишь Антоний не крестился, а помахивал топором с диким блеском в глазах.
— Сгиньте, нечистые! — возопил он.
Тут вмешался Феофил, которому надоели переглядки, он развернулся к братии полностью лицом,
