– Тогда что у тебя было? Или оно до сих пор с тобой?
– Нет у меня ничего!
Женщина нахмурилась:
– Оно и странно. Ни веревки, ни булавки, ни кошелька, даже пояса нет. Что это за маскарад?
– Я пришла за свирелью…
– Какой еще свирелью?
– За моей! Она тут, в этом доме… Кто-то играл на ней, я слышала.
Женщина отлепилась от стола и присела рядом со мной на скамью. Странная все-таки одежда. Рубаха- камиса из тонкого полотна, кожаные чулки и сапоги. Что, со времен Каланды мужской костюм вошел в моду? Тело женщины лучило болезненный жар, слишком напряженный, ранящий, и кожа моя начала коробится как пергамент вблизи огня. И кинжал оказался под самым носом. Я попыталась отодвинуться.
– Ты боишься. Значит виновата. Тебе есть что скрывать.
– Я… пришла за свирелью…
– Говори.
Тонкие пальцы клещами впились мне в подбородок, задрали голову. Взгляд удлиненных, невероятно больших глаз – черный, жаркий и неподвижный, словно жерло печи. Я зажмурилась.
– Не реви. Отвечай на вопросы.
– Сви… рель…
– Откуда ты взялась? Кто впустил тебя?
Меня встряхнули, чуть не своротив челюсть. В шее что-то хрустнуло.
– Бо… льно…
– Отвечай на вопросы, козявка! Башку оторву!
– Больно… пожалуйста…
На краю зрения что-то мелькнуло, щеку коротко ожгло пощечиной. Я мгновенно ослепла от слез.
И в этой жгучей плывущей мути, в проклятом колодце памяти, тихий от умопомрачительной ненависти голос произнес: «Вон отсюда. В следующий раз убью…»
– Мораг! – крикнула я. – Принцесса Мораг!
– Ну, – шепнула она, хищно склоняясь. – Уже что-то. Вспомнила мое имя. Расшевелим твою память дальше. Итак – кто тебя послал?
– Мораг, нет. Нет, нет!
Я принялась суетливо, слепо хватать ее за руки. Это она, Высокое небо! Здесь? Откуда? Но это она – странное, страшное дитя моей Каланды! Проклятье, ну я и влипла… ну и встреча…
– Нет, – умоляла я. – Да нет же… Я не собиралась никого убивать! Я тебе все расскажу… все объясню… ты не поверишь… но это правда…
– Каррахна!
Лицо принцессы исказило отвращение. Одним движением она вырвала руки и оттолкнула меня – вроде бы легко и небрежно, но я слетела со скамьи и вмазалась в стену. Спиной и затылком.
Вспышка, тьма.
Промежуток.
Время, от и до заполненное черным клокочущим туманом. За туманом крылся огонь. В недрах земли. Огонь рвался на поверхность, руша под себя пласты сырой почвы, и в темном провале, под бьющимся, выползающим на поверхность пламенем кипело варево – земля и крошащийся камень, оно кружилось, пузырилось и превращалось в исходящую ядовитым паром лаву, в черное комковатое стекло.
Я была уже отравлена. Пар и туман разъедал мою плоть. Я истаивала, испарялась. Потом влага во мне кончилась, осталась только иссушенная шуршащая оболочка, похожая на крылышко стрекозы. И тогда огонь лизнул меня – чистый, раздвинувший лаву огонь. И я вспыхнула – я, падчерица реки, русалка, утопленница, бледная моль, я, которая гореть не могла по определению…
Хрипело и клокотало – рядом. По потолку метались тени, и шелковый гобелен, перегораживающий комнату, взвивался крылом. Сквозняк?
Тяжкий удар – содрогнулась моя скамья. По коврам, сшибая мебель, бурно каталось какое-то обмотанное тряпками существо, вцепившееся само в себя… нет, два существа, оба хрипели и рычали, нет, хрипело – одно, рычало – другое…
Мгновение я смотрела, разинув рот. Одно существо было совсем черное, другое мелькало белым пятном рубахи. Черное то и дело оказывалось сверху, на спине у черно-белого. Черно-белое хрипело и брыкалось. Кинжал валялся на полу, рядом со скамьей. Чуть дальше, под столом, валялся еще один кинжал, несколько больше первого.
Она, должно быть, выронила свой, когда на нее напали. Напали подло, сзади, и теперь пытаются задушить. И еще я поняла – это мой шанс. Надо бежать. Я успею, пока борьба не закончилась, и неважно, кто победит. Мораг сумасшедшая. Она чокнутая ведьма. Она не будет меня слушать, она меня просто убьет…
Дверь нараспашку. Я вскочила, отшатнувшись от подкатившегося под ноги клубка. Черно-белое существо – снизу – клекоча горлом, очередной раз отчаянно боднуло затылком воздух, метя черному в лицо… тщетно. Черный знал этот прием. Черный берегся. Рука черно-белого шаркнула по полу растопыренной ладонью – кинжал! Но черный и это видел – рывок, и дергающееся веретено тяжело перевалилось, опять отрезав меня от двери.
Я попятилась, подальше от разгоряченных тел, огибая угол большого стола. Я отступала, но они словно преследовали меня. Оба были раскалены, опасны как шаровая молния.
Они докатились до стола, с размаху врезались в резную граненую ножку, стол сотрясся – и трехрогий подсвечник поехал по столешнице, как по льду. Я подхватила его у самого края… остальное получилось само собой. Металл обжег руку и словно прилип к ладони, а скорость падения придала силы и веса… мне оставалось только направить тяжелый бронзовый куб основания… бронзовый куб, украшенный насечкой, с четырьмя лапками по углам, весь обросший восковой бородой… направить в замотанный черной тканью затылок…
Потом подсвечник упал, растеряв мгновенно изошедшие дымом свечи и сделалось темно. Я только слышала, как перхает, хрипло дышит и возится на полу тот, кто был снизу, черно-белый, моя недавняя мучительница.
– Х-ха-х-х… – выдавила она, выволакивая себя из-под черной груды. А в ноздри мне змеей вполз режущий, ржавый запах, такой же страшный и мерзкий, как и запах железа.
Запах крови.
Я отшатнулась, опершись крестцом о край стола. Меня мутило.
Нет. Нет. Нет…
– Т-ты?.. – кашель. Она сплюнула на пол и снова прохрипела. – Ты?
Я молчала. Бежать было поздно. У меня так болела голова, словно этот подсвечник проломил мой собственный затылок.
Мораг снова отплевалась.
– Ч-черт! Горло… раздавил… Воды… дай. Вон там.
Она махнула рукой, хлестнув меня волной жуткого кровавого запаха. Хватаясь за что попало, я побрела в указанном направлении.
Вода в кувшине. Кувшин в тазу. И то и другое – на табурете за ширмой. Я хлебнула из кувшина, потом намочила ладонь и протерла лицо. Немножко легче. По крайней мере исчезло ощущение, что меня сейчас вывернет наизнанку. Прихватив тяжелый кувшин, вернулась в комнату.
Черная груда недвижно валялась у стола. Далее комнату пересекал луч лунного света, а женщина в белой рубашке сидела на скамье, уронив голову на руки и локтями упираясь в раздвинутые колени. Кровью пахло от нее.
Она схватила протянутый кувшин и припала губами, но глотка не сделала – захлебнулась, закашляла. Я придержала кувшин.
– Осторожно, принцесса, – сказала я. – Маленькими глоточками.
Кое-как она напилась, обливая себе колени и грудь.
– Полей! – подставила ладони, и мне пришлось лить воду прямо на пол, на дорогие ковры, чтобы она
