обыкновенная шишка. Завтра или послезавтра сойдет как не бывало. А вот Найгерт… Хуже не придумаешь – голова! Со всем остальным я более-менее имела дело, но с мозгами…
– Леста, – после долгой паузы голос у лекаря стал каким-то сиплым. – Леста… Где ты училась?
Этого мне еще не хватало… надежду бедняге подавать… а потом давить ее, надежду эту… Какая холера меня сюда понесла?!
– Ох, Ютер. Моих знаний хватает только рану перевязать да вшей вывести. Не смогу я Найгерту помочь. Выпишите ему хорошего врача.
– Выписывали, как же. Приезжал сам Рудор Альбака, личный лекарь их верховного величества Иленгара Лавенга. Ничего, кроме тинктуры, дающей временное облегчение, предложить он не смог. Лорд Виген выписал знаменитое светило из Маргендорадо, но пока тот приедет… И Найгерт ругался очень, не хочет тратиться на врачей. Жаль… я было понадеялся…
– Я слышала, король собирается жениться?
– Да. Пора ему. На Мабон, Сентябрьский Медовар свадьба назначена. Совсем уже скоро. Пусть хоть наследника сделает, да поскорее. – Лекарь покачал головой. – Бог даст, здоровенького родит.
– А ты интересовался здоровьем будущей королевы?
– Первым делом. Говорят, девушка у Клеста хорошая, крепкая, и бедра у нее достаточно широкие, и грудь полная. К тому же красавица. По крайней мере, на портретике.
На портретиках все невесты красавицы, подумала я. А вот Каланда была красивее собственного портрета.
– Дай Бог, – согласилась я.
– Погоди, – вдруг спохватился Ютер – Ты же справилась с морским дегтем!
– Это не я справилась. Это принцесса справилась.
Я вспомнила пламенные глубины, дыхание лавы, темную налетающую тень… что это было – сон, бред? Я всего-то хотела слепить края раны и кровь заговорить. Я и знать не знала, что нож был отравлен! Про запах вспомнила потом, когда пришлось врать и изворачиваться. Кто справился с ядом – я или принцесса? Или мы обе?
Нет, это она. Это ее победа. Обыкновенного человека яд уложил бы в считанные мгновения – а Мораг сперва с убийцей боролась, потом умывалась, потом со мной разговаривала … любой другой за это время десять раз копыта бы откинул! Она – существо необычайное, вот в чем причина. Я даже знаю, кто ее сделал такой – мать родная, Каланда Аракарна. Или госпожа Райнара, Ама Райна. Или это работа обеих…
(…это был аптекарский огород и садовник сюда не допускался. На грядках возился Ю – младший сын королевского лекаря. В центре терраски, на равном удалении от стен, возвышалось престранное сооружение, все состоящее из стеклышек, вправленных в ячеистый металлический каркас, напоминающий гигантскую клетку. Я прошла мимо лавандовых куртинок, мимо кустиков шалфея, до грядки со свежевысаженными растениями. Ю сидел на корточках и разминал в пальцах черную, маслянисто поблескивающую землю. Ящик с рассадой стоял на дорожке рядом с ним.
Он оглянулся на мои шаги, близоруко сощурился.
– Леста?..
– Добрый день, Ю.
Он улыбнулся, моргая, вытер лоб сгибом локтя. На лице осталась полоса грязи.
– Госпожа Райнара велела попросить у тебя некоторое количество семян датуры. Она сказала, что ей требуются не прошлогодние, а этого года, прямо с куста.
– Датура? – парень поднял белесую бровь, почти не заметную на бледной коже.
– Она так сказала.
– А зачем, не сказала?
Я покачала головой. Ама Райна не имела привычки объяснять свои действия кому бы то ни было. Даже Каланде.
– Ну… хорошо. – Ю встал, вытер руки о штаны. – Иди за мной.
Он был мне симпатичен, этот сутуловатый, длинный как шест, очень серьезный паренек. Сверстников из замка он сторонился, должно быть считал их грубиянами и зазнайками, а может, просто побаивался. Я же была года на два его старше, и кроме того, парня впечатлила моя монастырская грамотность и знахарские познания в области ботаники.
Вдоль беленой стены были расставлены кадки с заморскими растениями. Я признала лавр и лимон, распознала розовые кисти и перистую листву акациевого дерева, дающего ценную камедь. Припомнив вышитый покров на алтаре нивенитского монастыря, догадалась, что вот этот запутанный, цветущий фантастическими звездами клубок и есть знаменитый страстоцвет.
Последним в ряду стоял пышный куст с большими грубоватыми листьями. На нем еще сохранилось несколько поздних цветов – крупных белых воронок с острыми защипами на краях.
– Оу! – поразилась я. – Да это же дурман! Ничего себе дерево вымахало!
– Датура – южная родственница известному тебе дурману, – заявил Ю, любовно приподнимая тяжелую ветку. – И силы у нее побольше, чем у него. Конечно, у нас она не столь сильна, как если бы выросла у себя на родине. Плодики еще зеленые, видишь?
– Вижу. Но госпожа Райнара велела принести семена этого года.
– Бери, сколько требуется, – он прикусил губу, но все-таки не удержался и добавил: – Только поосторожней и руки потом вымой.
– Конечно, Ю.
Я сорвала не больше десятка зеленых коробочек, но и тех, мне казалось, было слишком много. Но Ама Райна велела – и ей, должно быть, виднее. Она у нас эхисера, магичка… но об этом я не скажу даже Левкое, не то что этому смешному пареньку…)
Я подняла голову, глядя на сидевшего напротив человека. Он уже давно молчал, хмурился своим мыслям и ковырял ногтем какие-то пятна на столе. Только теперь мои глаза увидели в сухом костистом лице его мягкие черты ушедшей юности. Только теперь увидели мои глаза, что эти слабые редковатые волосы когда-то были легкой, разлетающейся на ветру пепельно-русой копной, а ныне стали седыми больше чем на половину. Теперь увидели мои глаза что этот высокий, узкий, в залысинах и тонких морщинках лоб когда-то скрывался под пушистой челкой. Что блеклый, крепко сжатый рот двадцать лет назад был широким улыбчивым ртом подростка, постоянно шелушащимся, от того что Ю имел вредную привычку объедать губы…
