клады в других местах. Мерзавец!
Я – Марселина. Смешная тетка из «Безумной женитьбы», помешанная на собственном сыне. Баба среднего возраста, настолько зацикленная на детях, что пропустила все на свете. Сама виновата!
Я прошла в кабинет сразу к книжному шкафу и стала рыться на полках. На нижних, на верхних, на средних.
– Где этот чертов писака?
Я вываливала книги с полок, швыряя на пол, и без конца повторяла:
– Где же ты? Черт тебя подери! Где? Ну где?.. Вот!
Я дернула за том, суперобложка хрустнула и разлетелась трещиной. Мне некогда было смотреть содержание. Я листала страницы как одержимая. Так было быстрее. Точно! Я же помню… «И сердце, исполненное уверенности, всего лишь надутый пузырь. Один булавочный укол – и весь воздух выпущен!» Точно! Я засмеялась.
– Интеллект развиваешь?
Я вздрогнула, Бомарше и его проклятые французские искусники упали на пол.
– Ма, ты че?
– Ничего, – медленно сказала я.
– Бутерброд дай, я в школу опаздываю.
Я пошла за ним на кухню, как автомат. На автопилоте нарезала хлеб, сыр, огурцы.
– Ма, ну быстрей же! Я опаздываю!
– Опаздываешь? – тихо повторила я и фурией развернулась к нему. – Я опоздала! Понял?! Бездарь и двоечник! На шее моей сидеть? Не выйдет!
– Ты че?
– Урод! – крикнула я, меня трясло от злобы. – Только посмей меня позорить! С глаз моих! Вон!
Он хлопнул дверью, я посмотрела на бутерброды и зарыдала. Вспомнила слезы в глазах моего взрослого сына. Меня трясет от злобы, я отыгралась на нем и за себя и за отца. Отправила в школу голодным и оставила себя несчастной с комплексом безразмерной вины.
Меня и сейчас трясет от злобы. И мне не жаль сына. Мне жаль себя! Я все делала не так! Что думаешь, милашка Бомарше? Французский сказочник в комедии дель арте. Как тут у тебя? Так любила, так любила, что милого от скуки затошнило? Значит, надо не так любить друг друга! Учиться искусству поддерживать в вас влечение? Обойдетесь! Быть услужливой – к черту! Понимающей – туда же! Любящей – еще дальше! И не стоит требовать, чтобы вас каждый день любили по-новому. Это вам надо трудиться, чтобы поддерживать в нас влечение. Где ваше особое обаяние и задор в общении? Куда они испарились? Будьте же сами изобретательней. Мы каждый день желаем праздновать свой день рождения, а у вас хватает воображения на дежурный букет только раз в году! Я сама покупаю себе подарки. «Купи, что нравится», – говорите вы, давая свой кошелек. И я покупаю, потому что вы не сможете сделать этого сами. Вы даже не удосужились выяснить мои вкусы, пристрастия, предпочтения, мои явные и тайные желания. Мои мечты, в конце концов! А нужно было просто спросить и забить колышек в своей памяти. Все!
Почему меня волнует больше ребенок, чем секс? Почему у меня самой нет желания? Не ваша ли это вина? Помните, как мы друг друга любили? Жить друг без друга не могли! А теперь мне нужно только киндер, кюхе, кирхе! Но вы сами выдумали этот бред сотни лет назад, исключив из него самого себя – ступеньку под названием «хазбэнд»! Ждали? Получили! Я ложусь спать, чтобы спать. Вы тянете ко мне руку, а я говорю, что устала и у меня болит голова. Знаете почему? Потому что я устала! И у меня болит голова! Болит голова о моем ребенке. Как там ему в школе?
Это вы говорите «давай я тебе помогу» таким тоном, что хочется помочь вам уйти! В одном и том же уравнении мы всегда получаем разный остаток. Вы делите себя между семьей и работой; мы не делим, мы вычитаем работу, оставляя семью. Вы приходите на работу, чтобы работать, мы приходим на работу, чтобы уйти. У нас есть дела поважнее – наш ребенок и собственно вы! Но кто вы на самом деле? Желаете знать? Отлично! Вечные виртуальные углы в семейных многоугольниках! Хотите правду? Именно мы – экзаменационный тест, который сдают только раз, а вы – лакмусовая бумажка! Бумажка!!!
И это ваше дело – добиваться взаимности. Может, тогда будет смысл вас удержать?
Зазвонил телефон, я машинально взяла трубку.
– Приезжай ко мне, – мрачно сказала Бухарина. – У меня снова депрессия.
– А у меня депрессий не бывает! – крикнула я. – Я и слова такого не слышала!
– Тем более приезжай. Я тоже хочу оглохнуть.
Я наскоро оделась и поехала к Бухариной. Обед не готов? Готовьте сами!
– Мне нужен Сталин! – злобно сказала Бухарина, разливая водку.
– Зачем? – Я захрустела огурцом.
– Капнула бы куда надо, и Троцкий в лагерях! Всегда найдется, чем прищучить. И была бы не Савельева, а десять лет счастья в клеточку!
– А если бы он капнул раньше? Тебе несчастье в клеточку?
– Успела бы! – демонически улыбнулась Бухарина.
– Вряд ли, – не согласилась я.
– Это еще почему?
– Троцкий узнал, что изменяет тебе, значительно раньше, чем об этом узнала ты.
– Спасибо! – оскорбилась Бухарина. – А я надеялась оглохнуть.
– Выпьем?
– Давай!
Мы выпили бутылку водки, а я не опьянела. Поехала домой затемно. Пришла, мой муж стоял в прихожей.
– Где ты была?
– Который час? – спросила я.
– Ты напилась?
– Давно ты дома?
– Ты у кого была?
– А Мишка ел?
– Хватит отвечать вопросом на вопрос! Ты где была? – повысил он голос.
– Ты что, ревнуешь? – закричала я.
– Вы че? – Из кухни вышел Мишка.
– Ниче! – сказали хором мы.
Я не могла уснуть, в моей крови бродила водка, перемешанная с моей жизнью. Мой муж мог меня ревновать, а мог и не ревновать. Или делал это по привычке. Я вспомнила, как Сергей подрался с другом только потому, что тот сидел рядом со мной за столом и ухаживал, как все нормальные люди. Подливал вино, подкладывал закуску и шутил. А я чуть-чуть смеялась. Он пригласил меня потанцевать, я согласилась. Что здесь такого? Ну и что, что он шептал мне на ухо? Я даже слов не помню, я помню только тему – мои глаза и губы. Но ты же этого не слышал. Чего взбесился так?.. А я чего бешусь?
Я вздохнула и закрыла глаза. Надо спать. Утро, как говорится, вечеру не пара. А мы все еще пара? Я прислушалась и впервые в жизни пожалела, что мой муж не храпит. Я абсолютно не понимала, что творится с моим мужем. Зато я наконец-то поняла, зачем людям так нужен Сталин.
День начался ужасно, к вечеру лучше не стало. Меня мучили похмелье и моя жизнь. Я думала, что Сергей не очень счастлив. В последнее время он сам не свой. То хмурый и пасмурный, то радостный и даже… виноватый. Я не придала этому особого значения. Только раз мелькнула мысль, что у него могут быть проблемы на работе. Хотела спросить и забыла. Привыкла к равномерному «все хорошо» и разучилась различать оттенки. И вдруг меня зацепила фраза – «выходит, я искал золото совсем не там». Даже не фраза, а тон, с которым она была сказана. Тон стал спусковым крючком, чтобы пытаться вспомнить оттенки. Уже тогда мне пришло в голову, не мог ли он увлечься нашей соседкой? Праздник был испорчен, я украдкой наблюдала за ними, и мне было стыдно и страшно. Вдруг я права? Я наблюдала, все казалось знакомым и привычным. Она – красивая и милая, он – уставший, но прежний. Ей – все равно, можно понять без труда, ему – не знаю.
В комнату вошел Сергей, я бросила на него мимолетный взгляд, боясь встретиться глазами. Я стала
