ноги, нас обтекает грозовая река, сталкивая вместе безудержной силой. Ее глаза, мои глаза вяжут жаркую сеть из ледяного дождя. Гроза над нами, гроза вокруг нас, гроза внутри нас. Я хочу ее до смерти!
– Едем!
«Kawasaki» ревет взбесившимся зверем, выплевывая грозу ливнем из-под колес. Дороги вертят беличье колесо, тасуя зигзагом улицы, перекрестки, кварталы. Дождь снайперским прицелом слепит глаза. Деревья, бордюры, столбы, дома выстреливают очередями. Фасад – в лоб, торец – рикошет. Нетерпение нестерпимо! «Kawasaki» взвинчивает скорость, грозовой дождь хлещет и хлещет в лицо ветром и красной водой. Улицы, улицы, улицы. Сквозные дворы. Чертовым улицам нет конца! Прямо, поворот, поворот, еще поворот! Шины визжат, я влетаю во двор.
– Где твой зонт? – смеюсь я.
– Ах! – Красные коготки взлетают вверх и растерянно падают на алые губы.
Беспомощная бабочка меня ест, и она об этом знает.
– Поедешь смотреть джиду? – У меня план, хочу показать ей саму себя. Она поймет?
– Да! – засмеялась она.
– Завтра утром.
В животе екнуло смутной тревогой. У тревоги голос, он попросил – не надо. Я посмотрел на небо, желая дождь, и не увидел ни облачка.
Она стояла у подъезда в красной куртке, на плече дурацкая сумка, сшитая мини-сундуком.
– Что это? – Меня внезапно захлестнуло раздражение.
– Еда, – смутилась она.
– Я об этом даже и не подумал. – Я цедил слова, жалея об этом.
– Ты что, мог бы целый день провести без еды? – оправдываясь, спросила она.
– Запросто, – коротко бросил я. – Садись.
Мой живот обхватили пять красных когтей, мне захотелось их сбросить. Ну и ладно. Подзадержались. «Kawasaki» рявкнул, заводясь злостью, мне захотелось смеяться. Ура!
– Хорошо сидим? – обернулся я, широко улыбаясь.
– Да, – доверчиво улыбнулась она. Я чуть не рассмеялся вслух. У тюрьмы день открытых дверей!
Прозрачный воздух полон света, степь вышила узоры цветов, растянув на пяльцах траву. Дорога петляет, осторожно объезжая куртины крокусов, их оранжево-желтые лепестки расцарапаны в кровь, розово-фиолетовые – уже собрали ее в цветочные чашки. У крокусов кровь на дне, маки и тюльпаны полны ею под завязку. Вокруг схваченные удушьем сине-фиолетовые головки ирисов. От них пахнет болотом за тысячи километров, от ее рук – тоже. Бабочка промышляет у стоячей воды! Мне хочется смеяться, она доверчиво улыбается моим мыслям, во мне клокочет жестокая радость.
Мы лежим внутри травы, выросшей по наши колени. Не стоит стоять на них, степь ставит на колени сама. Зеленая стена вокруг, сверху голубой платок неба, утреннее солнце вкрадчиво сочится через траву.
– Хорошо! – Она протягивает руки к небу, в ее ладонях горит солнечный шар.
Так похоже на предчувствие финала! Я закусил губу; мне жаль, что это уходит, но я уже жду. Новая женщина всегда возвращает в начало. Сквозь траву слышится далекий голос Иды:
– С каждой новой женщиной у тебя как в первый раз.
– Я всегда сбрасываю шкурку, начиная заново, – смеюсь я.
– Зззмея! – жужжит пчела голосом Иды.
– Уж! – смеюсь я.
Бабочка поворачивает ко мне голову, в ее фасеточных глазах плавают облака. Кофе и взбитое молоко легко ужились рядом. Я улыбаюсь: сегодня в меню капучино в фарфоровой чашечке склер. Молоко спрячет запах, и кофе никому не найти.
– Поедем?
Она кивнула. Кажется, ей не хочется уходить. Ну а мне хочется.
– Что это? – вдруг спросила она.
У нее под ногами раскинулся нежно-зеленый куст, его ворочает ветер, тонкие листья шуршат птичьими перьями. Ветки прикрыты кокетливыми, ажурными зонтиками белых цветов. Я подопнул их ногой, на меня глянул хорошо спрятанный фиолетовый ствол.
– Ферула.
– Да? – воскликнула она. – Это же цикута! К нам привезли ребенка с отравлением. Его корни похожи на репу.
– И что? – Мне стало любопытно.
– Ничего, – она пожала плечами. – Промыли, прокапали и переправили в токсикологию. Мальчишке повезло, он только надкусил. К тому же был разгар лета. Всех опаснее ранней весной и поздней осенью.
Я невольно повел плечами. Странно.
– Пахнет яблоками… – Она растерла стволик пальцами; я зачарованно слежу, как алчно трепещут крылья ее носа. – Говорят, у сока сладкий вкус. Хочешь попробовать? – Она, смеясь, протянула мне пальцы, с красного коготка упала желтая капля.
– Что я должен почувствовать? – засмеялся я, а внутри расползается холодок. Она такая?
– Жжение во рту, головокружение, судороги. Потом остановка сердца. – Она поднесла палец ко рту, он раскрылся алым цветком. – Всё.
Я вдруг увидел ее
Она вытащила влажные салфетки и тщательно вытерла руки. Остановка сердца свалилась под ноги белым клочком. Я почувствовал разочарование.
– Поехали, – отрывисто бросил я, она послушно пошла за мной.
«Kawasaki» недовольно ворчит, петляя по горной дороге. В отвесном ущелье грохочет река, разбивая воду о камни. На тропе мелкие камни, осыпи и обвалы, сквозь них упорно лезет трава. По серым скалам ползет сплющенным мхом темно-зеленый арчовник, под ним в каменной коже зияют щели рубленых ран. Чем выше, тем темнее, отвесные горы скрывают дорогу в густой тени.
– Как красиво, – уносит ветер чей-то голос.
«Kawasaki» повернул к реке, остановившись в полуметре от обрыва. С горы с бешеным ревом валится водопад, разматываясь седой бородой; вода долбит камни водой, высекая искрами брызги. На реке быстрины, завалы, перекаты и крутой слив. Раз – и нет человека!
– Как красиво!
Она легко соскочила с мотоцикла и подошла к самому краю. Ее красная куртка кричит знаком «стоп», мои ладони взмокли в перчатках. Ну же! Она медлит, мне до смерти хочется ее подтолкнуть! Сверкающие капли вверху копируют солнце, внизу – ее алую кровь и мои безумные мысли. Она стоит, а я вижу красное пятно, летящее вниз. Она молчит, а я слышу крик, от которого цепенею. Темная сила гонит меня к обрыву, чтобы увидеть то, чего нет.
Ее лицо повернулось ко мне, алые губы сложились в слова:
– Ну же!
Я помотал головой, стряхивая наваждение.
– Давай быстрей. – Я решил уехать. – Мы не успеем.
– Посмотри как красиво! – воскликнула она. – Ну же! Иди!
– Уже видел, – я улыбнулся одними губами.
Она вздохнула за моей спиной, а я вижу ее красным пятном в бесноватой, мутной воде. Пятно все дальше, сердцу свободней и тише. Она все ближе, сердце ломает ребра в груди. Ее фасеточные глаза бегут по моему лицу и внезапно врезаются в зрачки. Я каменею – она читает мои мысли; забрало шлема для ведьмы – шутовская помеха.
– Ну что же ты? – доверчиво улыбнулась она. Меня отпустило.
«Kawasaki» скользит по мелким камням, круто спускаясь вниз. Слева – пропасть, справа – каменная
