– Жестокий ты, сэнсэй.
– Я не смогу тебе помочь. Никто не сможет. Вот что я пытаюсь до тебя донести.
– Да, конечно.
– Я написал картину. Ты рассмотрел в ней свое сердце, и что? Тебе стало легче? Намного ли?
– Да не слишком.
– Тогда рисуй.
– Я понял.
Осита порвал свои альбомы и бросил в камин. Пламя вспыхнуло, разгорелось ненадолго и снова угасло.
– Из-за чего Номуру убил?
– Он исписал мои рисунки каракулями.
– Понятно.
– Спрашивал, чем они отличаются от предыдущих. Видимо, с точки зрения Номуры между рисунками не было разницы. Лучше бы он писал свои соображения на бумаге для черновиков. Он стал калякать на набросках Оситы – тому это было как нож по сердцу.
– Попробуй-ка порисовать у меня в хижине, – предложил я.
Осита кивнул. Пламя охватило очередной лист.
5
Я бежал следом за Оситой.
Впрочем, лишь вначале пути. Он постепенно отставал, и скоро я перестал ощущать его присутствие. Естественно, я не оглядывался и не останавливался, чтобы его подождать.
На обратном пути я его заметил. Мой спутник сидел в сугробе, уйдя в снег по колено. Я лишь мельком на него взглянул и побежал дальше.
Вернувшись в хижину, я сделал упражнения на растяжку, сполоснулся под душем, залпом осушил банку пива – больше по привычке. В этом я прекрасно отдавал себе отчет, но менять установившийся порядок мне не хотелось. Как раз с последним глотком приковылял Осита.
– Советую принять душ и хлебнуть пивка. Здорово освежает.
– Последую совету. Силищи у вас предостаточно.
– Вопрос привычки.
– Пожалуй, живопись выносливости требует.
– Никакой связи.
Я направился на кухню, подсушил тостов. Стряпней я занимался редко. Сварил кофе с молоком, рассчитывая только на себя.
Осита, выйдя из душа, кинул завистливый взгляд на подсушенный хлебец.
– Если голоден, сготовь себе сам. Все необходимое найдешь в холодильнике.
Осита кивнул. Завтра уже не придется ничего объяснять. Человек с точностью повторял мои действия, разве что с некоторой задержкой по времени. Иными словами, в доме завелся мой двойник.
Мы оба пользовались спортивной одеждой, банными полотенцами и столовыми приборами, однако по- настоящему существовал я один.
До трех я убивал время. Осита занимался тем же. Потом я надел кожаную куртку, Осита накинул свой «дутик» и уселся на пассажирское сиденье. За всю дорогу он не проронил ни слова.
Мы приехали к домику Акико. Я хотел познакомить их с Осито, представить ей свое второе воплощение. Было у меня предчувствие, что это знакомство сулит серьезные перемены.
На пороге Осита несколько напрягся.
Хозяйка не поинтересовалась, кого я привел. Она молча стояла перед холстом и с помощью самодельных стеков формировала из спутанной массы оттенков, форм и линий мое лицо.
Мой знакомец молча за ней наблюдал. Он явно расслабился, увидев Акико перед картиной.
Девушка буквально задыхалась от напряжения, орудуя стеками. Она проводила линию, наносила цвет, а я так и слышал звук ее голоса.
– Нет же, так неправильно, – на исходе часа вдруг выпалил Осита. – Здесь этому цвету не место.
Акико обернулась. Скользнула по мне взглядом и впилась в говорящего глазами.
– В каком смысле?
– Здесь такого цвета не должно быть. Я чувствую.
– Отвали, понял? Моя картина. Как хочу, так и рисую.
– Но это плохое сочетание.
– Давай я буду решать.
Самого Оситы девушка практически не замечала – она машинально реагировала на услышанное.
