Они не видели, что я чужая, что я не одна из них. Наверное, они меня вообще не замечали. Они были где-то не здесь. Для католика обретение веры так же очевидно и невероятно, как свидетельствование чуда, плачущей мадонны или пресуществлений, а в синагоге нет ничего подобного, не на что смотреть, ни доказательств, ни зрелища. Я закрыла глаза. И в их молитве, не понимая ни слова, я услышала отзвук того, куда они уходят в себе. Мне захотелось этого – быть глубокой, как история, и такой же святой. Искушение. Понимаешь?
– А здесь родители справляли мой шестой день рождения, – сказал Саймон, будто отвечая. Так же естественно, как их спуск к воде, и прозвучало уместно, и он продолжил, неспешно, как и Анастасия: – Они задумали барбекю, для взрослых – курицу, а для нас – хот-доги. Не еврейскую кухню, как дома. Это был мой день рождения, поэтому они согласились на сосиски «Оскар Майер», как я хотел. Разрешили выбрать игры, которые мне нравились. Я выбрал перетягивание каната, и отец принес домой веревку из… с работы. – Тут Саймон умолк. Анастасия сбросила мокасины, купленные под присмотром Мишель вместе с остальными нарядами, и пошла по пляжу босиком, чтобы Саймон увидел ее педикюр. И случилось странное: он тоже снял обувь. – Работа моего отца… это была скобяная лавка. Настоящий восторг для мальчишки. Я выбрал перетягивание каната, чтобы похвастаться его товаром.
– Ты был хорошим сыном.
– Пришли сорок три человека из класса. Одну девочку звали Каролина. Моя первая настоящая подружка. Вон там мы прятались все время, у той дальней скалы. Роковая девица, ругалась как рок-звезда. Клялась, что бросит меня, если я оставлю ее ради дня рождения. Она была неисправима.
– У тебя было много девушек.
– Нет.
– И еще Жанель.
– Это бизнес. – Он взял ее за руку. – Кстати, твой роман восхитителен.
– О…
– Я серьезно. Я не встречал ничего подобного. Ты… ты, возможно, новый Хемингуэй.
– О!
– Что такое? У тебя такой вид – можно подумать, я тебя в живот ударил.
Она покачала головой. Привлекла его к себе. Они уже подошли к нише, где Каролина много лет назад держала именинника Саймона в заложниках.
– Ты зря стесняешься… – сказал он.
Но она не стеснялась. Ни опрокидывая его на холодный песок, ни накрывая его губы своими. Она заставила его замолчать. Она выманила его ремень из пряжки и нежно высвободила каждую пуговицу его ширинки из петель. Сняла с Саймона всю одежду ниже полы рубашки. Покатала на языке его вялый член, будто новое слово. В ее губах он ожил, стал упругим. Она отстранилась. Он опрокинул ее. Вместе они стянули с ее бедер свободные брюки хаки. Песок под ней был влажен. Волны плескались у ее волос. Схватив за края рубашки, она втянула его в себя. Заставила его потрудиться. Не обращала на него внимания. Даже его фальшивые оргазмы не сдерживали ее пыл. Она вымотала его. Довела до грани настоящей боли. Довела до крика. Ссадина его члена соединилась с раной ее вагины, окончательно скрепив эти узы клятвой крови. Он почувствовал это. После они много часов пролежали на пляже, глядя в ночное небо.
XIV
Жанель уехала из города встретиться с Фредди Вонгом. Они обедали в ресторане «Рыба раз, рыба два, рыба красная, рыба синяя», новом модном месте на Юнион-сквер, которое вытеснило все прочие заведения, едва успев на щелочку приоткрыть двери для публики. Фредди Вонг был тогда вхож в подобные места не столько из-за высокого положения в «Шрайбере» – обычная компенсация за отказ от права на кризис среднего возраста, – сколько из-за внезапного взлета репутации, когда слух, что за считанные секунды до приказа об увольнении он обнаружил некий шедевр, написанный обыкновенной студенткой, облетел Шестую авеню. Вероятно, Фредди сознавал важность переговоров с Жанель; в последний раз он интересовался ресторанами вроде «Рыбы раз» лет десять назад, став штатным редактором, – не говоря уже о виндзорском узле, на который он потратил половину утра, изощряясь в завязывании оранжевого галстука, купленного скрепя сердце, дабы усовершенствовать костюм, который был поставлен на нафталиновую консервацию много переговоров тому назад. Он не очень хорошо сидел, этот костюм, поэтому Фредди на всякий случай занял место до прибытия Жанель. Залпом выпил стакан воды. Уставился на свои кожаные туфли.
–
– Джонатон очень хорошо отзывался о вас.
– Джонатон? Я не совсем… Я уверена, что и о вас у него самые положительные отзывы. В любом случае было очень мило с его стороны передать работу моего клиента в «Шрайбер», хотя, естественно, он должен был сначала получить мое разрешение.
– Это моя вина. Он прислал мне рукопись как другу. Я не понял, что это конфиденциальный вопрос.
– Моя клиентка еще учится в колледже. Она очень впечатлительна.
– Мне бы хотелось познакомиться…
– Исключено. Она не скажет вам ничего, что не могла бы сказать я.
– Тогда что вы можете сказать об остальной книге?
– Это литература, Фредди. Вас не должен всерьез беспокоить сюжет.
– Я вынужден беспокоиться о сюжете, потому что я беспокоюсь о читателях. Издательская система – это бизнес, Жанель, такой же, как торговля искусством.
– Торговля искусством – это бескорыстный труд.
– Уверен, что бухгалтерия для дипломированного аудитора тоже бескорыстный труд. Но бухгалтер – не художник. Мы с вами тоже не художники, и годы опыта позволяют мне сказать, что губительнее, чем навязывать художнику наши деловые проблемы, только вести себя так, будто мы сами художники. Я никогда не стану ничего навязывать Анастасии, Жанель, но мне нужно знать, с чем я имею дело и с кем, если вы хотите, чтобы я серьезно отнесся к вашему встречному предложению.
– Тогда, возможно, найдется другой издатель, больше доверяющий моему клиенту.
Официант статуей воздвигся у стола. Никто не мог сказать, давно ли он там находится, но вид у него был такой, будто он ничего не слышал или же не понимал ничего, кроме названий рыбы.
Они обратили на него внимание.
– Рыба раз – лосось, – сказал он, – рыба два – палтус. Будете пить вино?
Фредди кивнул. Официант указал на грифельную доску, где мелом было написано несколько дюжин названий. Фредди взглянул на список. Посмотрел на Жанель.
– Бутылку сотерна, пожалуйста.
– А рыба?
– Что вы делаете с палтусом? – спросила Жанель.
– Его готовят. Наш шеф-повар.
– Он свежий?
– Вся наша рыба свежая, – ответил официант, кивнув на аквариум в центре стола.
– Тогда мне, пожалуй, лосося.
– Два, – сказал Фредди.
– Рыба два?
– Нет. Два лосося.
– А устрицы для начала?
– Какие устрицы?
– Наши устрицы.
– Хорошо. Устрицы для начала.
Когда официант ушел, Жанель продолжила с того, на чем остановилась:
– Если мы обратились сначала к вам, это не значит, что вы наш единственный вариант. Я не хочу показаться несговорчивой. Вы мне нравитесь. Но я не могу рисковать карьерой моего клиента из-за личных
