пристрастий.
– То есть вы хотите, чтобы я подписал контракт на две книги на общую сумму в миллион долларов, основываясь меньше чем на сотне страниц рукописи и не встречаясь с девушкой?
– Это не редкость для вашего бизнеса.
– Для признанного автора. Но откуда мне знать, как Анастасия поступит дальше? Откуда мне знать, что этот первый роман – не случайная удача?
– Как первый роман Джонатона, вы хотите сказать?
– Он не был случайностью. Его вторая книга оказалась лучше, просто рынок этого не понял.
– Значит, даже человек с вашим опытом и компетентностью не знает, чего ожидать. Я признаю, Фредди, что Анастасия Лоуренс – темная лошадка. Но поверьте моему деловому опыту: не разумнее ли поставить на нее и заплатить сразу миллион, а не сначала полмиллиона, и потом столкнуться с необходимостью после успеха первого романа увеличить сумму за второй роман как минимум до семизначного числа, – вместо того, чтобы тратить ваши деньги на очевидных неудачников наподобие Джонатона? Вы и я, мы оба знаем, что при правильном маркетинге «Как пали сильные» могут стать бестселлером, и мы оба знаем, что вы обеспечите надлежащий маркетинг, потому что от этого зависит ваша карьера. Но, думаю, вам не пойдет на пользу, если со вторым романом вам придется начинать заново, особенно если выяснится, что вам не достало решимости отхватить контракт сразу на две книги. – Она улыбнулась ему. – Посмотрите на это с другой стороны, Фредди. Вы и так увязли по уши. Если Анастасия Лоуренс потерпит крах, вы – тоже, сколько бы денег своего издательства вы ни потратили – миллион или четыреста тысяч. Но если вы упустите ее – а это несомненно произойдет, если вы отвергнете контракт сразу на две книги, который я предлагаю вам лишь единожды, – для вас точно запахнет жареным. – Она пожала плечами. – В любом случае это ваш выбор.
Принесли устрицы. И вино. Фредди позеленел, как от морской болезни. Тем не менее он поболтал вином в бокале, попробовал и кивнул официанту, в точности как его, тогда еще помощника редактора, учил сам легендарный Берт Шрайбер.
– Несколько необычно, – сказал он Жанель.
– Вино?
– Переговоры.
– Как и ваше положение. Попробуйте устрицы.
– Когда я увижу остаток первого романа?
– Вы получите его через месяц.
– Она позволит редактировать? Я спрашиваю только потому, что она в этом деле новичок.
– Разумеется. Мы все хотим одного и того же.
– А второй роман?
– Вы получите его через год.
– Год – не такой уж большой срок.
– Она работает быстро.
– Мне не нужен текст, написанный второпях.
– Она быстро учится.
– О чем он будет?
– Ну, скажем… вариация на тему мифа о Пигмалионе.
– За год?
– В противном случае у вас будет право забрать шестьсот тысяч аванса.
– Это весьма необычно.
– Как и мой клиент. – Жанель бегло просмотрела рукопись по настоянию Саймона и сейчас вспомнила, что он сказал об Анастасии – нежнее он не выражался. – Она – новый Хемингуэй, – сказала Жанель с такой убежденностью, что это стало мнением самого Фредди.
Официант принес лосося, просто сваренного на пару с жасминовым рисом. Затем достал из кармана жестянку с сухим рыбьим кормом. Бросил щепотку в аквариум.
Фредди и Жанель следили, как рыбы плывут к еде. Когда корм подошел к концу, рыбы озлобились. Они кусали друг друга за плавники. Настоящая битва, отвратительные раны. Происходившее в аквариуме было готовой аналогией, и, поскольку никто не хотел в рыбном ресторане походить на рыбу, красную или синюю, переговоры, принимавшие опасный оборот во время устриц, сами собой улаживались за основным блюдом. В «Рыбе раз» заключались сделки, о которых в прочих местах вздорного Манхэттена можно было только мечтать: это и был настоящий секрет успеха ресторана.
По поводу «Как пали сильные» было достигнуто согласие. От лица Анастасии без ее ведома был заключен контракт на миллион долларов, по которому «Шрайбер» получал ее первую книгу. Жанель согласилась повысить первоначально запрошенную сумму до 1,1 миллиона, чтобы Фредди продемонстрировал, как усердно он торговался. Фредди обещал для романа стотысячный рекламный бюджет, а Жанель обязалась предоставить в его распоряжение Анастасию для национальной маркетинговой кампании «Шрайбера».
Они подняли тост друг за друга. Но, если честно, каждый пил за себя.
XV
Пока Жанель находилась в Нью-Йорке, Мишель в Лос-Анджелесе писала статью. Днем она вернулась, я заехал за ней в аэропорт на ее белой «тойоте». Похоже, она этого не ожидала, хотя мы договаривались перед отъездом: за четыре дня я ни разу ей не перезвонил во избежание докучливых расспросов о вечере у Кики.
Она поистине уважала мою безответственность – видимо, как и многие истинно респектабельные люди, принимала ее за творческую натуру. Но даже если подобные приступы гениальности – так она предпочитала называть абсолютное пренебрежение – и случались, она все же наверняка чувствовала в них фарс. Она была умная девочка. Должна была понимать – зная также, что меня гораздо меньше, чем ее, волнует разоблачение моего жульничества: в прошлом два романа, которые никто не переиздаст, и полное отсутствие будущего, если не считать руин состояния, сколоченного мною по ошибке, и мавзолея, ожидавшего меня по завершении «Пожизненного предложения». Бедная Мишель. Она, должно быть, с ужасом думала, что я при первой же возможности выдам себя, докажу, что моя творческая натура – всего лишь обман, и как могла уберегала меня от честности. Да, Мишель была умная девочка, вложила в меня почти три года. Она жаждала таинства художественного процесса. Во имя творчества она выдавала все мои недостатки за достоинства, каждую безобразную небрежность – за высшее доказательство моего гения. Возможно, это
Почему я не замечал, что Мишель, даже кротко преданная мне, обладала собственной волей? Как не почувствовал этого, когда она обняла меня в аэропорту, крепко сжав заодно со всеми своими сумками? Она не спросила ни «Где ты был?», ни даже «Как ты?», отыскав меня среди суматохи и вспыхивающих огней у пассажирского трапа. Повела себя так, будто этих четырех дней разлуки не было, стерла промежуток между разговором, что оборвался с ее отъездом, и настоящим моментом, задав один вопрос, на который я еще не был готов ответить:
– Ты же ей не веришь, да?
– Кому не верю?
– Стэси, кому еще? Ты ведь не думаешь, что она и вправду сочинила целый роман? Просто за все годы, что я ее знаю, она ни разу даже не написала мне по электронной почте.
– Я тоже ни разу не писал тебе по электронной почте, – напомнил я. Взял самую большую сумку, которой едва хватило бы на выглаженный костюм. Мишель всегда так путешествовала. – Есть хочешь?
– Я брала с собой еду в самолет, милый. – Она поцеловала меня в щеку. – И давай серьезно. Почему Стэси говорит всем, что пишет роман?
– Вероятно, потому, что она его пишет.
– То есть ты считаешь, что она писатель.
– Я сказал у Кики…
– Не могу поверить, что ты читал его без меня.
– Я не знал, кто автор. Саймон дал его мне и автора не назвал.
