– У меня больше ничего не было.
– Впрочем, зачем я спрашиваю? Если это такое сексуальное извращение…
– Извращение?
– Я вообще сомневаюсь, что она моется.
– Когда я говорю, что у меня больше ничего не было, Жанель, я имею в виду, что у меня не было обручального кольца.
– Зачем тебе обручальное кольцо? Фредди еще не видел книгу.
Потому что мы обручились, Жанель. Мы с Анастасией обручились. Ночью я попросил ее выйти за меня. Она сказала «да». Теперь ты счастлива?
Счастлива? Оттого, что мой партнер не в состоянии выгодно вести наши дела из-за какого-то ебанутого несовершеннолетнего бесенка? Ты обещал мне, Саймон, что не свяжешь себя, пока дело не выгорит.
– Ты меня не слушаешь. Я люблю ее.
– А как же я?
Он пожал плечами:
– Не ты на ней женишься.
– Ты хоть читал рукопись?
– Она отдала ее мне – вот что важно. Эта книга, возможно, ее единственное настоящее достижение, и она доверилась мне.
– И она ничего не знает о контракте?
– Нет, – ответил он. Возложил руку на кипу бумаги. – Она сделала это только ради меня.
– Но ты солгал, – сказала Жанель.
– Ей?
– Мне. Ты сказал, что не знаешь, откуда у тебя веревка на пальце.
– Я же ответил. Анастасия…
– Сначала ты сказал…
– Анастасия – это моя личная жизнь. Привыкай. – Он сунул руки в карманы. Вышел, оставив ей рукопись для отправки в Нью-Йорк.
Был уже почти полдень. Анастасия проснулась – голая, с обрывком бечевки на пальце. Лежа в постели, протянула руку к свету. Она изучала кольцо, ослепленная его блеском. Коснулась узелка губами. Укусила. Держится.
Узел, завязанный Саймоном, был больше любого бриллианта, что она видела, – разве что в кино. Работа мальчишки, который вырос, помогая в скобяной лавке. Перед кем бы покрасоваться? Лучше быть скромной. Пусть люди сами заметят. Она с Саймоном Харпером Стикли до конца жизни. К чему теперь хвастаться?
Но ей было нечем себя занять. Рукопись отдана, Саймон не вернется до темноты. Принять ванну? Надеть новую юбку из шотландки? Пойти за покупками для свадьбы? Она перевернулась. Она наслаждалась простынями, тяжестью одеяла. Но сон ушел. Осталось только время.
Телефон стоял на прикроватном столике Саймона – аппарат под старину в эбонитовом корпусе, такой тяжелый, что Анастасия подняла его только обеими руками. Придвинула к себе, собираясь позвонить родителям. Они ничего не знали. Они бы так гордились, что у нее есть Саймон. Отец оценил бы открытые платья, которые купил ей жених, а матери бы понравилось, что она теперь с ответственным молодым человеком, у которого имеются общественные амбиции и финансовое состояние, который сможет позаботиться о ее бессмысленной дочери.
Нет, так не пойдет. Что может быть убийственнее, чем узнать, что мать одобряет ее новую жизнь? Ее мать была домохозяйкой. А отец? Геолог-нефтяник. Даже окажись он дома, он ничего не сможет увидеть. Он, как и мать, будет слеп к тому, чем обладает дочь, обладая Саймоном. Ей проще объяснить ему все поцелуем в щеку, чем с помощью всей телекоммуникационной инфраструктуры. А мать все равно никогда не слушала.
Анастасия помнила не так уж много номеров. Она позвонила в галерею. Секретарша ответила, что Саймон ушел обедать. Она набрала первые цифры рабочего номера Мишель, потом остальные. Автоответчик.
Это Джонатон.
Мишель ушла на работу.
Но ты пишешь.
Решила отдохнуть перед новой книгой?
Или просто весь день валяешься в кровати.
Я тоже.
Не спал. Я не могу спать больше двенадцати часов.
Я не пишу.
Только этим я и отличаюсь от матраца. А у тебя есть будущее, Анастасия.
Может быть, мы…
…мы могли бы…
…или нет.
Хм, поздравляю?
Роман у Саймона.
«Как пали сильные» у него.
Сомневаюсь.
Очень литературно.
Расскажи еще.
Попробуй.
Можно.
В его постели.