У Алексашки дрогнуло сердце и мгновенно пересох рот. Он или не он? По носу узнал…
— Фонька!.. Бесова душа твоя!
— Алексашка!..
И бросились друг другу в объятия. В мгновение собрался люд. Пока Алексашка и Фонька обнимались да хлопали друг друга по плечам, казаки строили догадки:
— Боны браты!
— Какие тебе браты! Смотри, как лупят один одного.
— Брагу! Бегите за брагой!
— Цэ сустрича! Кильки нэ бачылыся?..
Фонька Драный Нос одной рукой ерошил волосы друга, а другой крепко обнял Алексашку за шею.
— Не думал, что ты сыщешься. Ан, гляди, племя наше какое живучее!
— Я с грехом пополам сбег все же. А ты… И во сне видал, как казнят тебя. Сомнения не было, что на колу.
— Ну, еще кол для меня не вытесали.
Алексашка натягивал казацкие шаровары и все еще как бы не верил, что стоящий перед ним бравый казак — Фонька Драный Нос!
Казаки седлали коней, радовались концу томительного безделья. Поговаривали, что загон спешно пойдет за Березу, а чтобы никто не знал об этом в окольных деревнях и Горвале, уходить за реку будут ночью.
Вечером Гаркуша зазвал к себе в шатер Любомира, вел с ним долгий разговор. Любомир вернулся и рассказал Алексашке, что загадано ему запрячь лошадь в воз с сеном, верстах в десяти от Горваля стать на дороге и там дожидаться панское войско. Когда настигнет его стражник литовский, сказать, что стоят казаки в лесу, что ходят слухи, будто собираются черкасы уходить за реку Березу, ибо напуганы войском его милости.
Алексашке трудно было понять, что задумал Гаркуша. Если и впрямь собирается вести черкасов за реку, то зачем выдавать замысел ворогу…
Весь день глухими лесными тропами шли казаки к Березе. Вечером приблизились к Горвалю. Ночевали в лесу, не раскладывая костров. Когда начали гаснуть зорьки, сели на коней и тронулись к броду. Переправившись, подались к лесу, спешились.
Гаркуша выставил дозоры. Он был доволен местом — глухое, песчаное. Брод у Горваля единственный, и если стражники решат идти на левый берег, то переправляться будут именно здесь.
Второй день сидят казаки в засаде. Позевывая, смотрят на дорогу за рекой. Войска не видно. — Только вышел из кустов орешника лось. Постоял, приподняв голову, послушал. За версту чует зверь человека, а хруст ветки в лесу и за две версты ловит. Поглядывают казаки на лося: мясо само в котел просится.
Поглядывают на дорогу Алексашка и Фонька. Фонька Драный Нос доволен своей теперешней жизнью. С казаками подружился сразу. Дали ему казацкую саблю, ладного коня.
— Кончится война, на свои земли уйдут черкасы, а я останусь здесь, — говорил другу Алексашка. — С Белой Руси нет мне дороги.
— Как это останешься? — удивился Фонька. — Неужто собираешься вертаться в Полоцк.
— В Полоцк ли, нет ли — еще не знаю. Меня там не ждет ни брат, ни сват. И если вспоминает, то одна виселица. А черкасы многому научили. Заронилась дума собрать загон и пойти по Белой Руси. Таких, как ты да я, бездомных и обиженных, не мало…
— Своим ли умом судишь?! — ужаснулся Фонька и сплюнул. — Мушкеты надобны, порох, сабли. Коней где взять?
— Знаю, Фонька, все знаю. Не раз думал об этом. Посадские люди помогут, ремесленники. Им шановное панство тоже кость в глотке. Сабли и мушкеты раздобыть можно. Теперь знаю, как делать надобно… Думаю, что и гетман Хмель не бросит люд наш в беде. Братами останемся. Помощью не откажет. Но самая большая надежда — на Русь…
Слушал Фонька и шел мороз по коже: уж больно смело говорил Алексашка. Ему и в голову никогда не приходила мысль о том, чтоб поднять люд…
Рядом зашептались казаки, вытянули шеи: по ту сторону реки, от леса по дороге, катился какой-то клубочек. Десятки глаз впились в него и не могли сразу понять, что это там.
— Заяц!
— Ей право, он! — Алексашка приподнялся на локте. — Видать, волк поднял.
Заяц бежал к броду. Не добежав до него, сделал свечку и пропал в кустах.
— Люди подняли, — заключил Гаркуша.
Он не ошибся. На косогоре показались три всадника в синих мундирах. Они прискакали к броду и остановились у самого берега. Гаркуша отчетливо видит их лица — озабоченные и напряженные. Один из них, в плаще, плотный и усатый, приподнял шлем, посмотрел на лес, что подходил к реке двумя клинами.
Алексашка узнал усатого сразу. Толкнул Фоньку локтем:
— Капрал!
Всадники, повернув коней, поскакали на косогор. Казаки отползли поглубже в лес и побежали к лошадям. В седла вскочили в одно мгновение.
Гаркуша разбил загон на два отряда. Первый поставил справа от брода, второй укрыл в лесу слева.
Смотрел с тревогой атаман на косогор, из-за которого длинной змеей выползали рейтары, драгуны, пехота. Сколько их, определить было трудно. Но в том, что их больше и что оружие у них крепче, — не сомневался. Одна надежда была у Гаркуши: на внезапность.
Чуя воду, кони шли к реке весело. Над островерхими шлемами колыхались знамена. Уже долетают до Гаркуши отчетливые слова команды.
Возле воды кони остановились. На вороном жеребце подъехал всадник в голубом мундире и шляпе. На боку его дорогой отделкой сверкала сабля. «Стражник Мирский», — определил Гаркуша и, сжав зубы, ухмыльнулся. Осадив на скаку коня, к Мирскому подъехал усатый. Отбросив плащ, он показал в сторону леса. У Гаркуши забилось сердце: значит, не заметили. Сейчас пойдут…
На берегу стало тесно. Стражник Мирский махнул плетью, и два драгуна пошли в воду. Они добрались до берега и повернули назад. Убедившись, что переправиться здесь можно, Мирский пустил первыми рейтар. Привстав на стременах и задрав полы камзолов до самых кирас, они торопили коней. За ними на правый берег вышли драгуны. Последними шли пикиньеры. Сбросив порты и капцы, они в исподнем входили в воду, приподнимая над головой привязанную к пикам одежду. На берегу стали выкручивать исподнее. «Теперь бы ударить! — сладостно прижмурился Гаркуша. — И порты одеть не успели б…» Да было рановато. Ждал атаман, когда войско отойдет от берега, чтоб было легче отсечь от воды.
Наконец рейтары медленно тронулись к лесу. Варивода нетерпеливо посмотрел на атамана. Взгляды их встретились, и сотник понял: пора! Он коротко свистнул.
Наметом рванули с места казацкие кони. И в одно мгновение рейтары были смяты и стали отходить. Гаркуша заметил, как бросился к драгунам Мирский, и те, построившись в каре, парировали казацкие удары.
«Через минуту будет поздно!» — подумал Гаркуша: войско приходит в себя. Выхватив из-за пояса платок, отчаянно замахал им над головой.
С правой стороны леса вместе с топотом коней к реке полетело громкое и раскатистое «Слава!..» Засаду, да еще в засаде, стражник Мирский не ждал. Острые глаза Гаркуши заметили, как на мгновение Мирский прикрыл лицо рукой в черной перчатке. Стражник понял, что сейчас отряд наверняка рассыплется и собрать войско будет невозможно. Черкасы будут его крошить по частям, отделив рейтар от пикиньеров. Кусая до крови губы, он с ужасом думал о ловушке, в которую заманили его казаки. Это тот поганый купец во всем виноват…
Гаркуша на мгновение потерял из виду стражника. Когда снова заметил его шляпу — было поздно. Подняв серебристые брызги, конь стражника влетел в воду и пошел к другому берегу.
— Убег! — вырвалось у Гаркуши. — Ах, нечисть!
