телефон. Он вытащил из кармана свой черную «мотороллу» и нажал клавишу. – Алло?.. О, привет, Джо! Отлично. Ага, я как раз на том месте. Ага, Англия очень славное местечко. Они принимают меня будто блудного сына. Как там Банги? Не может быть... Слушай, ты поддержишь меня, если будет небольшой перерасход?..
Сэм расценил звонок как типичное для телевизионных компаний излишнее беспокойство. Он представил себе совещание в кабинете Верхней леди (такова была кличка главного менеджера). Начинается оно обычно спокойно и даже относительно разумно, но можно побиться об заклад, что там найдется кто-нибудь (обычно этот кто-то обладает большими амбициями и целится на твое место), кто жаждет тебя укокошить. Такие люди обычно не втыкают тебе сразу кинжал между лопаток, рыча при этом «надеюсь, ты подохнешь в канаве и крысы объедят твою черепушку начисто». Но общий настрой примерно такой же. Сначала они задают вполне рациональные вопросы насчет возможного плохого прогноза погоды на время ночного показа, потом переходят к тому, что ходят слухи, будто техники ТВ готовятся к забастовке, требуя повышения зарплаты. Далее сообщают, что Стинг или Эрик Клэптон жалуются на боль в горле – ходят такие слухи. Заканчивается же все это спекулятивными рассуждениями о солнечной активности, о возможных вспышках на Солнце, которые могут нарушить связь со спутниками. Некоторая часть этих тонких намеков (а преподносятся они с невинным взглядом широко открытых глаз, но с целью подорвать доверие начальства к главной жертве) срабатывает просто волшебно. У руководства студии возникает зуд, точно у пса, усыпанного блохами, который с визгом ловит собственный хвост, и оно немедленно взрывается, пока кто- нибудь не успокоит его.
Поэтому, пока Зита, сидя рядом с ним, покрывала свой блокнот какими-то заметками, а ее длинные и ух-какие-опасные ногти цепко держали сигарету, Сэм, поудобнее усевшись на скамье, стал спокойно докладывать Джо Кейну, сидевшему в офисе в Нью-Йорке на Пятой авеню, в трех тысячах миль от него, что все идет отлично, что все под контролем, беспокоиться не о чем, что небо безоблачно и солнце светит ярко (чистая ложь, должен признать Сэм, ибо несколько облаков в данный момент уже плыли подобно строю темных боевых кораблей куда-то за горизонт), что британский технический персонал в восторге от своей зарплаты, даже больше чем в восторге, он прямо очарован ею. Словом, Сэм задействовал все свои таланты, которые заслуженно сделали его самым молодым режиссером программ на данной студии. Это было куда труднее, нежели сидеть у пульта управления и командовать: «Первой камере крупным планом дать судью, второй – издалека показать капитана команды, а потом дать панорамно лица публики». На это способна и обезьяна, ежели ее научить. Быть режиссером программы – это значит уметь руководить окружающими тебя людьми, делать их довольными, заставлять работать за тебя, а не против. И превыше всего – делать довольными продюсеров.
Разговаривая, Сэм вытянул ноги и наслаждался солнечными лучами, падавшими на кожу. До его носа доносился аромат духов Зиты, и он с удовольствием наблюдал, как она сидит, сжав колени, и, положив на них блокнот, одновременно старается удержать его от падения и не потерять нить мысли. Ее тело под тигровыми леггинсами и обтягивающей блузкой выглядело весьма мускулистым. И хотя большая часть внимания Сэма доставалась разговору с Джо (на Зиту тоже ушло немало), он все же заметил, что амфитеатр постепенно заполняется народом. Преимущественно это были, по-видимому, туристы, прибывшие на автобусе из отелей Йорка. Все они были увешаны фото– и кинокамерами, плеерами, сумками через плечо, все шуршали картами и путеводителями, все рассматривали бюстики Клавдиев или Зевсов, купленных тут же в лавочке сувениров. По какой-то причине среди них были Лорел и Харди, Дракула и Кинг-Конг, усевшиеся справа от Сэма. Он догадался, что это какие-нибудь студенты, но их карнавальные костюмы немного смущали его. Он все же питал надежду, что они не станут разыгрывать тут какую-нибудь тупую и скучную пантомиму. Его представление о приятном времяпрепровождении никак не включало лицезрения подражателей Марселя Марсо, которые будут изображать борьбу со встречным ветром или путешествие ощупью вдоль воображаемой стены в поисках невидимой дверной ручки. Даже от одной мысли об этом у него начинали бегать мурашки по спине.
А на арене, прямо возле каменного столба, появился мужчина лет пятидесяти, одетый в белую рубашку, черные брюки и расшитый золотом жилет. Мужчина стоял, направив палец на публику. Сэм понял, что тот пересчитывает присутствующих. Возможно, ему платили и головы. Как говорят англичане – "по бобу[2]с рыла".
Через минуту Сэм закончил разговор, довольный тем, что сейчас в нью-йоркском офисе Джо Кейн тоже кладет трубку, удовлетворенный заявлением Сэма, что все нормально. Вскоре он затушит сигару и отправится к Верхней леди сообщить, что все идет гладко, и непонятно, почему они так разволновались и расстроились – один Господь знает.
Сэм нажал клавишу отбоя. Он заметил, что Зита, продолжав держать блокнот на коленях, тоже прижимает свой аппарат к уху. Он тихонько шепнул ей:
– Думаю, тот мужик в забавном жилете собирается начать беседу. Лучше выключить ваш мобильный.
– Вы, как всегда, правы, сэр. Мужик говорит уже почти минуту, к вашему сведению. Поэтому, если у вас есть сотовые телефоны, леди и джентльмены, то я был бы вам весьма благодарен, если бы вы их отключили до конца нашего представления.
Удивленный Сэм даже подскочил. Парень в жилете улыбался именно ему с самого дна амфитеатра, но при этом говорил голосом, почти не поднимающимся над уровнем шепота.
– Римляне кое-что понимали в акустике, сэр. В этом амфитеатре любой звук, даже шепот, доносится до самого дальнего ряда.
Как только мужчина заговорил, все присутствующие смолкли, хотя двое или трое из них продолжали фотографировать и снимать кинокамерами, причем треск затворов и стрекот моторов слышался до абсурда громко.
Человек в расшитом золотом жилете приятно улыбнулся и поднес к уху ладонь, сложенную чашечкой.
– Вы слышите? Каждый звук резко усиливается самой формой этого амфитеатра. В конце концов, если подумать хорошенько, то вы придете к пониманию, что мы сейчас находимся как бы в огромном мегафоне. – Он приосанился и одарил аудиторию радостной улыбкой. – Что ж, видя, как вы внимаете моим словам, я с открытой душой могу приступить к делу. Добрый день. Приветствую вас в Кастертоновском римском амфитеатре, который местные жители именуют Уотчет Хоул[3]по причинам, которых объяснить никто не берется. Мое имя Джером Кэмпбелл, но все зовут меня просто Джад. А теперь... – Он вплотную подошел к алтарю, а затем вытащил что-то из воротника своей рубашки. Сэм так и не разобрал, что это было. – Во время своих публичных выступлений или лекций я обычно обращаюсь к аудитории с вопросом, задаваемым на пределе моих голосовых связок: «А в задних рядах меня слышно?» На что слышу приглушенный хор голосов: «Да-а-а» Здесь я предложу нечто совсем другое. Услышите ли вы вот это?
И он уронил что-то (Сэм опять не увидел, что именно) на пол. Секундой позже Сэм услышал тихий звон.
– Это, леди и джентльмены, – продолжал лектор, – упала булавка. Не каждый день удается услышать такое. И это показывает вам, как громко раздается здесь самый тихий звук, например, стук упавшей булавки, причем он не только слышен, он еще усилен в несколько раз. Итак, вы его расслышали?
Со стороны зрительских скамей раздался гул многих голосов. Опыт произвел на присутствующих большое впечатление. Снова раздались невероятно громкие щелчки затворов фотоаппаратов и стрекотание моторов кинокамер. Лектор снова бросил булавку на пол. И опять Сэм услышал отчетливый звон, когда крошечный кусочек стали ударился о каменный пол амфитеатра. Сэм послал Зите улыбку. Мужик явно заигрывал с аудиторией, но Сэму это нравилось. Обязательно надо прислать сюда кинооператора, чтоб заснял этот кусок, который они потом вставят в программу. Да, акустика тут дай боже!
А человек на сцене пустился в привычные для него объяснения. Без сомнения, он повторяет одно и то же не раз и не два в день туристам, приезжающим сюда даже с Аляски, из Японии и Новой Зеландии, но он обаятелен и прекрасно вжился в образ чудаковатого профессора времен королевы Виктории.
– Этот амфитеатр фактически не был построен римлянами, хотя они соорудили немало амфитеатров в прошлом, поскольку последние являлись тогда как бы аналогами нашего телевидения, Нет, это всего лишь естественная депрессия в горных породах. А римляне добавили только деревянные ступени и скамьи. То, на
