Ибо человек, лежавший потным и разгоряченным в его постели, отнюдь не был незнакомцем. Мороженщик обнаружил, что рассматривает точную копию самого себя.
2
Джад Кэмпбелл – историк, читавший лекцию в амфитеатре, вернулся на свое суденышко, где жил со своей женой. На ходу он расстегивал свой великолепный золотой жилет.
Лодка была пришвартована к берегу всего лишь в минуте ходьбы от амфитеатра. Джад тут же заметил роскошную речную яхту, стоявшую рядом с его лодкой. Пришвартована она была отвратительно. Кормовые швартовы провисли, так что задница корабля была вытянута туда, где ею могли заняться проходящие мимо грузовозы.
На палубе яхты загорал высокий блондин, одетый в роскошный белый халат. Время от времени он делал большой глоток из банки с пивом. Кроме того, он курил самую большую сигару из всех, какие приходилось видеть Джаду.
– Прошу извинить, – вежливо начал Джад. – Я заметил, что кормовые швартовы вашей яхты слишком слабо натянуты.
Мужчина вынул изо рта сигару прежде, чем пожать плечами и ответить:
– Ну и?..
– Корма яхты относится течением от берега. Есть шанс, что в вас могут врезаться суда, проходящие мимо.
На человека в белом речь Джада не произвела впечатления.
– По-моему, все о'кей.
– Река в этом месте достаточно широка, но вон там находится отмель, которая заставляет большие речные суда прижиматься к этому берегу.
– Проваливайте ко всем чертям, – небрежно ответил мужчина, возвращаясь к прежнему занятию – любоваться видом реки, попивая пивко.
Джад пожал плечами. Он считал, что был предельно вежлив и действовал по-соседски. Если наглый болван намерен сидеть на палубе до тех пор, пока корабельную задницу отнесет в такое место, где ее в щепки долбанет одна из крупных речных барж, то это его личное дело.
Покачивая головой, Джад поднялся по узеньким мосткам на свою лодку. На палубе он замешкался, чтобы стереть крошечное пятнышко грязи с бронзового колокола. «Тибр-Лиззи» была отрадой глаз Джада и гордостью его сердца. Великолепное семидесятифутовое суденышко, оснащенное новеньким четырехцилиндровым двигателем «Мицубиси». Оно могло похвалиться и внутренним интерьером из натертых воском сосновых панелей, и коврами от борта до борта, отличной встроенной кухней, центральным отоплением Эберспечера, цельностальным корпусом, окрашенным в скромный и спокойный цвет дубовой листвы. Вдоль длинной наружной стены каюты Джад самолично изобразил красно-золотого дракона. В его бока была «врезана», подобно драгоценным камням, латунная окантовка иллюминаторов, которую Джад любовно начищал каждую неделю без исключений.
Джад где-то слышал, что мужчины, достигнув сорока с хвостиком лет, переносят свою привязанность с уже выросших детей на садики, собак, птичек, аквариумы (но только не на жен), поэтому, когда он счел, что созрел, то перенес и любовь, и жажду деятельности на «Тибр-Лиззи». Его жена иногда, конечно, цокала языком и говорила ему, что его страсть к лодке начинает вызывать подозрения, не поехала ли у него крыша. Но в душе она радовалась, что он отдает свою энергию, в конце концов, их дому, а не зацикливается на собаках или пони, которые не только заняли бы первые места в очереди кандидатов на первоочередное спасение, но и в процессе пролезания в душу содействовали бы исчезновению скромных сбережений семьи.
В каюте Джад нашел свою Дот, сидевшую перед портативным телевизором, глядя на последний с поразившим Джада выражением бешенства, явно адресованного «Радио Таймс».
Приятно округлая, вполне в том стиле, который, как говорят, особо ценят арабы, спокойная, она всегда излучала жизнелюбие, и Джад просто изумился, увидев на ее лице такое злобное выражение.
– Они все перепутали, Джад, – рявкнула она.
– Что перепутали, дорогая?
– Я хотела смотреть «Коломбо», а мне вместо него суют эту дрянь «Через замочную скважину»!
– А ты включила тот канал, который нужен?
– За кого ты меня принимаешь, Джад? Конечно, это тот самый!
– А может, программа передач что-то наврала?
– Это «Радио Таймс», – сказала она гордо. – Оно никогда не ошибается.
– А, – отозвался он спокойно, снимая свои жилет и готовясь аккуратно спрятать его в специальную коробку, выложенную материей. Его супруга называла этот жилет «сценической деталью», а Джад относился к нему с огромным пиететом. – Может быть, теннис занял больше времени, чем предполагалось. Тогда они могли пустить что-нибудь покороче, а дальше пойдут как обычно.
– Джад, не бери меня за дурочку! – Голос Дот звучал уже гораздо спокойнее, она не кипела от раздражения, как тогда, когда сидела одна в лодке. – Посмотри, тут все перепутано. Сегодня вторник. – Она раскрыла программу ТВ. – Видишь, на 2.45 написано «Коломбо».
– А тебе дают «Через замочную скважину»?
– Да. А согласно «Таймс», «Через замочную скважину» была вчера днем, Джад.
– Нет. – Она бросила на телевизор мрачный взгляд, будто силой его могла проникнуть в черные сердца составителей программы, которые сыграли с ней такую гнусную шутку. – Они все испортили. Надо думать, встали с левой ноги все до одного! Ты только глянь! – Она схватила выносной пульт управления и нажала кнопку: – Видишь, переврали даже «Телетекст»!
– По-моему, все нормально. А в чем дело?
– А ты глянь на дату в верхнем углу.
– Ох!
– Видишь! – Ее серые глаза победно сверкали, ведь ей удалось доказать свою правоту. – Неужто уж хоть это нельзя было не перепутать! Я тебя спрашиваю, Джад!
Джад еще раз взглянул на экран «Телетекста». Время указано верно, а вот дата перепутана.
– Должно было быть – вторник, 23-е.
– А написано: понедельник, 22-е.
Его жена воскликнула скорее довольная, нежели сердитая:
– Вот обкакались так уж обкакались!
3
– А кто такой этот тип в золотом жилете? – спросил Бони Харрис светловолосого мужчину, барственно развалившегося в шезлонге на палубе.
– Какой-то кретин, который что-то мямлил насчет швартовов. Будто они плохо натянуты. В этом роде.
– Они и в самом деле ослабли. Я могу проверить...
– Меня они не интересуют. Соедини меня с Шиттером Брауном.
– Слушаюсь, мистер Карсвелл.
– Знаешь, Бони, – глаза мистера Карсвелла были тверды и тусклы, как оловянные, – у меня сейчас отпуск, а я вынужден сидеть туг и скрипеть зубами. Я плачу этому писающему в штаны старперу Россману, который гноит мои денежки, тратя их на радиорекламу, а ведь пользы-то от нее нет ни хрена! Последняя радиокомпания обошлась в десять тысяч фунтов стерлингов, но она не привела в Манчестерский клуб ни единой новой души. Я мог бы с тем же успехом принести эти десять тысяч сюда и скормить их здесь вон тем гребаным уткам. – Карсвелл уже почти кипел.
Бони Харрис достаточно знал своего босса, чтобы понимать, что тот умышленно доводит себя до
