Фотография из газеты в нашем сарае этим утром.
Подъехав к торговому центру, я припарковалась, купила газеты и зашла в кафетерий, где заказала черный кофе. Я заставила себя прочесть досконально все статьи о нашем доме и вздрогнула, увидев на фотографии себя с подгибающимися коленями.
Немного успокаивало лишь одно: все газеты упоминали о нас только как о «новых владельцах дома». В числе личной информации единственное, что сообщалось, это что я вдова филантропа Лоренса Фостера, а Алекс — член клуба верховой езды и собирается открыть филиал своей юридической фирмы в Саммите.
Алекс. Как же я поступаю с ним? Постоянно заботясь обо мне, вчера он нанял такое количество дополнительных рабочих, что уже к шести дом приобрел все условия для проживания. Разве это возможно в день переезда? Конечно, у нас была еще не вся мебель, но стол, стулья и горка были в столовой, а также кушетки, светильники, столы и стулья на первый случай — в гостиной. Спальни — моя с Алексом и Джека — были в относительно хорошем состоянии. Чехлы с одеждой висели во встроенных шкафах, а чемоданы были распакованы.
Я вспомнила, как обидел Алекса и озадачил грузчиков мой запрет распаковывать дорогой фарфор, серебро и хрусталь. Вместо того чтобы их распаковывать, я разместила их в одной из комнат для гостей вместе с другими коробками, помеченными надписью «Хрупкое»: это слово, на мой взгляд, скорее подходило для описания моего внутреннего состояния, нежели фарфора.
Я видела растущее разочарование в глазах Алекса, когда я направляла все больше и больше коробок для складирования в комнату для гостей. Он понял, что это означает — наше пребывание в этом доме будет, вероятно, измеряться неделями, а не месяцами или годами.
Алекс хотел жить в этом районе, и я знала это, когда выходила за него замуж. Я пила кофе маленькими глотками и размышляла над этим простым фактом. Саммит в получасе езды отсюда, и Алекс уже был членом Клуба Пипэка, когда мы познакомились. Возможно ли это, что подсознательно я всегда хотела вернуться сюда, к близким мне эпизодам из моей жизни, которые засели в моей памяти? В конце концов, поколения моих предков жили и живут здесь. Конечно, даже в самых кошмарных снах мне не могло присниться, что Алекс купит дом моего детства, но вчерашние события и фотографии в газетах, которые я держала в руках, доказали мне, что я устала бегать от своей судьбы.
Я медленно пила кофе маленькими глотками. Я хотела очистить свое имя. Я хотела выяснить причину, почему мама стала смертельно бояться Тэда Картрайта. Событие вчерашнего дня было предлогом для расследования, думала я. Желание нового владельца дома пойти в суд и навести справки о трагедии, разведать факты, а не слухи, должно восприниматься правильно. Пытаясь очистить дом от дурной репутации, возможно, мне даже удастся найти способ обелить мое собственное имя.
— Извините, но вы случайно не Силия Нолан? — услышала я.
Я посмотрела оценивающим взглядом на женщину, стоящую у моего столика. Ей было слегка за сорок. Я кивнула.
— Я Синтия Гренджер, — представилась она. — Я только хотела сказать, как ужасно себя чувствуют все горожане из-за вандализма в вашем доме. Мы хотим сказать вам: добро пожаловать. Мендхем — замечательный город. Вы катаетесь на лошади?
— Я думаю начать брать уроки, — уклонилась я от ответа.
— Вот и замечательно. — Обустраивайтесь пока, а затем я приглашу вас. Надеюсь, что вы и ваш муж когда-нибудь поужинаете с нами.
Я поблагодарила ее, — а когда она вышла из кафетерия, повторила про себя ее фамилию. Гренджер. Гренджер. Когда я училась в школе Святого Джо, в старших классах была пара детей по фамилии Гренджер. Мне захотелось узнать, принадлежал ли кто-нибудь из них к семье мужа Синтии.
Я вышла из кафетерия и в течение часа ездила по городу, по Маунтинсайд-роуд, чтобы взглянуть на дом бабушки и дедушки, по Хиллтоп-роуд, на подковообразной петле дороги, прозванной «Подковой». Я проехала мимо «Мельницы радостной долины», владения, известного больше как «свиноферма». Разумеется, там в загоне паслась свинья. Как и каждого ребенка в нашем городе, мои родители приводили меня весной поглядеть на поросят. Я хотела показать их Джеку тоже.
Я быстро купила продукты и вернулась в школу Святого Джо намного раньше двенадцати, чтобы Джеку не пришлось меня искать после окончания занятий в нулевом классе. Затем мы поехали домой. Быстро съев бутерброд, Джек попросил разрешения покататься на Лиззи. Хотя я и перестала заниматься верховой ездой после смерти отца, навыки как правильно седлать лошадь, казалось, были моей второй натурой. Подтягивая подпругу, проверяя стремена, показывая Джеку, как правильно держать повод, мои руки двигались безошибочно.
— Где ты успела этому научиться? — спросил Алекс.
Я обернулась. Алекс улыбался мне: Ни я, ни Джек не слышали, как он приехал. Думаю, он оставил машину перед домом. Если бы Алекс увидел, что я роюсь в его карманах, мне казалось, я была бы менее смущена и огорчена.
— Гм, — запнулась я. — Я же говорила тебе. Моя подруга Джина любила кататься на пони, когда мы были детьми. Я ходила и наблюдала за ней, когда она брала уроки верховой езды. Иногда я помогала ей седлать.
Ложь. Ложь за ложью…
— Что-то не припомню, чтобы ты рассказывала мне об этом, — сказал Алекс. — Но какая разница?
Алекс взял на руки Джека и обнял меня.
— Клиентка, с которой у меня была назначена встреча на двенадцать часов и на которую я планировал потратить много времени, отменила встречу, — сообщил Алекс. — Ей восемьдесят пять, и она снова захотела изменить завещание, но растянула спину. Когда я узнал, что она не придет, сразу же помчался домой.
Алекс расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил галстук. Я поцеловала его в затылок, и он обнял меня. Мне нравится внешний вид Алекса, когда он не в домашней одежде, с загоревшей кожей и выгоревшими на солнце каштановыми волосами.
— А ну-ка расскажи мне о твоем первом дне в школе, — дразнящим голосом потребовал Алекс у Джека.
— Можно я сначала покатаюсь на Лиззи?
— Конечно. — А потом ты мне расскажешь о твоем дне.
— Я расскажу тебе о том, как нас спрашивали о самом интересном дне прошедшего лета, и я рассказал о переезде сюда, приезжающих полицейских, обо всем, и как сегодня я вышел из дома проведать Лиззи, а там фотография…
— Почему бы тебе не рассказать это Алексу после того, как ты покатаешься на пони, Джек? — перебила я.
— Хорошая мысль, — сказал Алекс.
Алекс проверил седло, но не нашел ничего, что требовало подгонки. Мне показалось, что Алекс посмотрел на меня насмешливо, но ничего не сказал.
— Джек только что съел бутерброд, но я пойду приготовлю ланч, — сказала я.
— Как ты смотришь на то, чтобы накрыть стол в патио? — предложил Алекс. — На улице слишком хорошо, чтобы сидеть в доме.
— Ты прав, — торопливо ответила я и направилась в дом.
Я поспешила наверх. Папа изменил планировку второго этажа так, чтобы были две большие угловые комнаты, которые могли быть использованы для различных целей. Когда я была маленькой, одна из них была папиным кабинетом, а другая — моей игровой комнатой. Я поручила грузчикам поставить мой стол в папин кабинет. Мой стол, неприметный антиквариат, я приобрела, когда занималась дизайнерским бизнесом, и купила его по одной главной причине. Один из больших выдвижных ящиков для бумаг имел скрытую панель, защищенную кодовым замком, который выглядит как украшение. Панель можно открыть, только если знаешь код.
Я выхватила папки с бумагами из ящика, набрала код указательным пальцем, и панель открылась. За ней хранилась толстая папка про «Малютку Лиз Борден». Я достала ее, раскрыла и схватила газетный снимок, который нашла прикрепленным к столбу в сарае сегодня утром.
