Судимых просим не беспокоиться.
Уайт смеется.
– Ты незаменим, Эрик. Жаль, забыл, насколько ты сам уникален. Ты мог бы излечить рак, но, к счастью, мы нашли тебя первыми. Мне будет тебя недоставать. Вот уж не думал, что скажу такое.
– Кончайте.
– Притормози. Ты и впрямь параноик.
– Вы даже не представляете.
– Как насчет денег? – спрашивает Уайт.
– А что такое?
– Я говорю о деньгах для покрытия причиненного ущерба. Они помогут нам найти твоего мистического «кого-то».
– Денег нет.
Уайт молчит и бесстрастно смотрит на меня, ожидая продолжения.
– Это не шутка. Дома у меня есть немного наличных и кое-какое оборудование. Можете забрать, если сочтете нужным.
– Не вынуждай меня, Эрик. Шутки кончились.
– Я и не шутил. Денег нет. Все пропало.
Уайт хватает салфетку из стопки рядом с чашкой для спичек, достает из кармана ручку и подталкивает мне и то, и другое.
– Напиши номер счета. Прямо здесь. Я открою тебе кредит в баре и оплачу отель до конца месяца и больше ты меня не увидишь.
– Деньги были в доме, – говорю я. – Теперь вы поняли? Их больше нет.
– Сгорели, – говорит Уайт.
– Они были в сейфе, в подвале.
– Их забрали федералы.
– Их забрал Отто.
– Еще разок. – Он пытается скрыть свое состояние за улыбкой.
– Отто, – повторяю я. – Помните, это он нас познакомил? Чудак, повернутый на азартных играх. Хитрил с самого начала. Пропал за пару недель до пожара. Забрался первым в Оз и обобрал меня начисто. Все унес. С тех пор я его и не видел. Найдете, напустите на него сынишку и не забудьте передать мои наилучшие пожелания.
– У меня дела, так что времени лишнего нет. – Уайт убирает ручку в карман и поднимается. – Встретимся еще раз через три дня. Здесь. В это же время. И имей в виду, ты уже повеселился. Понимаю, потребуется какое-то время, но все-таки в следующий раз надеюсь увидеть тебя с большой сумкой.
Выбираю между двумя вариантами ответа – «вы меня, похоже, не слушали» и «вас, должно быть, стукнуло еще сильнее, чем меня», – но Уайт поднимает руку.
– Не надо. Не хочу шутить на эту тему. Чувство юмора пропало. До свидания, Эрик.
Допиваю виски и набираю номер Энслингера. Время уже позднее, так что попадаю на его голосовую почту.
– Хотите верьте, хотите нет, но меня прокатили, – говорю я. – У меня был напарник, Отто. Фамилии не знаю. Он меня с ними и свел. Крутился рядом, а потом подмел все и слинял. Сомневаюсь, что вам это поможет, да и дело уже вас не касается, но если когда-нибудь возьмете Отто, я подпишу или скажу все, что вам понадобится, чтобы его закопать.
Глава 26
Так бывает, когда просыпаешься после долгого запоя: видишь собственную блевотину в туалете, одежду, про которую уже забыл, что она у тебя есть, Бог знает откуда взявшуюся кровь на рубашке и полный разгром, тобою же и учиненный по неведомой причине. Вхожу в номер. В нос бьет смесь запахов, в которой моя вонь перекрывает гнилостную вонь, оставшуюся от прежних обитателей, а в воздухе висит такой едкий аромат борной кислоты, словно здесь взорвался огнетушитель. Тогда все это имело смысл. Теперь я вижу стены с коллажем из дохлых насекомых, диаграммами и конспирологическими теориями, окна с забитыми салфетками щелями, стальную вату за плинтусами и кровать с потным отпечатком моего тела на покрывале, как будто оно послужило погребальной плащаницей. К обоям прилеплены испещренные рисунками и соединенные шнурками обрывки картона. На них наброски схем расположения следящих устройств, чипов и скрытых микрофонов.
Отсюда надо убираться. Они это знают. В реабилитационной группе, что собирается в подвале, появились двое новеньких. Оба качки и носят рабочие ботинки. Объяснили, что дошли до ручки, вот судья и направил их сюда. Каждый из них в отдельности здоровее целого этажа привычных жильцов «Огненной птицы». Еще один малый проверяет водопровод и канализацию. То и дело бегает зачем-то к своему фургончику, но при этом руки у него чистые, а штаны сухие. Ходит, постукивает по трубам ключом, однако ничего не чинит. На ключе должны были бы остаться следы окалины, а у этого мастера он чистый – понятно, для реквизита.
– Эй, послушайте, – встречает меня смотритель. Ведет он себя донельзя дружелюбно, что может означать только одно: его прижали. – Тут вам кое-что оставили. – Протягивает мне конверт.
Странное дело, если бы я ничего не заметил, то преспокойно отправился бы навестить Стеклянную Стриптизершу, но я не могу не знать то, что знаю. Стоит только выйти, переступить порог, и мне конец – схватят, наденут браслеты. Голос шепчет: «Прыгай». Нет, уже не шепчет, а кричит. Достаю карты, раскладываю на столе. И тут же, словно только того и ждали, стук в дверь. Я спокоен. Стук мне знаком.
– Как мило, что заглянули. Проходите, джентльмены.
Джек и Дылда проходят и останавливаются, как будто ждут, что кто-то возьмет у них шляпы и пальто и предложит бренди.
– Добрый день, сэр, – говорит Джек, как всегда, с пугающей сердечностью. – Вижу, вы нашли себе занятие. Судя по костюму, суд уже начался. – Суд действительно начался и даже приближается к концу, как самолет к горе. – Дела, как я понимаю, обстоят не очень хорошо.
– Джек, я сегодня не в настроении. Что вам нужно? Или просто зашли сказать, что предупреждали?
– Я бы сказал, что сыпать соль на раны у вас и без меня получается.
– Вроде того.
Дылда изучает мои диаграммы, рассматривает препарированных тараканов и делает пометки в черной записной книжечке, которую носит на шее. В ушах у него неизменные наушники.
– Долго еще?
– Не знаю. Может, решение объявят завтра, а может, протянут еще неделю. Слишком много улик. Вердикт, думаю, вопросов не вызывает.
– Вас это, кажется, не очень беспокоит. – Джек качает головой и смотрит на меня как человек, успокаивающий обиженного ребенка.
– Не очень.
– Вы виновны?
Сначала я думаю, что Джек пытается выманить из меня что-то, тогда как Дылда ищет улики. Но, поразмыслив, я понимаю, что ошибался, потому что мое признание никому не нужно. Джек просто читает мои мысли.
– Я чист, если вас это интересует, – говорит он.
– Дело не в этом. Виновен или нет, не важно, – отвечаю я и тут же неожиданно для себя добавляю: – Да, виновен. – Облегчения не наступает. Я не чувствую, чтобы кто-то снял с моих плеч какой-то груз. Словно признался в убийстве Белоснежки. – Мне казалось, я вспомнил, в чем виноват, но нет, не вспомнил.
– На Дезире не всегда можно положиться.
– Пожалуйста… – Реальность догонит сама по себе, так что я хочу только одного: еще немного посмаковать иллюзию, в которой есть ты. – Знаете, в детстве я проводил много времени с отцом. Благодаря ему я узнал, как работает вселенная. Но они с мамой верили в Бога, а эти вещи не… – замолкаю, не зная, что сказать. Я уже не уверен, что мама и отец, те, которых я помню, реальные люди. Замечаю, что все еще держу конверт. Вскрываю. – То, что я узнал о Боге, не совпадало с тем, чему учила наука. И я пришел к
