– Иди, умойся и не выказывай свою слабость.
Когда старая Берта вошла в комнату содержанки, та сидела как всегда перед зеркалом, любуясь своим отражением.
– Ваш завтрак, мадам.
Мари-Жанна, не отрываясь от зеркала, заметила:
– Берта, мне казалось, что твоё место – на кухне, а не – в моей комнате. Где эта негодница? Ты выполняешь её обязанности?
Берта не выдержала:
– Мадам, я десять лет служу в доме господина Ламэ и ещё никто, слышите: НИКТО! – не посмел со мной разговаривать в подобном тоне!
Мари-Жанна растерялась от подобного отпора кухарки, но быстро пришла в себя:
– А ты не боишься, что я скажу хозяину о твоём поведении?
– Каком, мадам? О том, что постояла за себя, не желая быть униженной? Давно ли вы стали так вести себя: вы отыгрываетесь на мне и горничных за время, проведённое у Лабиля?
Мари-Жанна вскочила с пуфика, как ужаленная, но тут же осела, вспомнив куртизанку Фредерику, которая оклеветала её мать в глазах крёстного, графа Дюмусо.
– Прости меня, Берта. Просто я… словом, в последние месяцы я чувствую себя дурно, меня постоянно тошнит по утрам, и я становлюсь раздражительной…
– Мадам, так вы беременны, – определила умудрённая жизненным опытом кухарка.
– Боюсь, что: да…
– А месье Ламэ знает об этом?
– Нет…
– Напрасно, мадам, вы ничего ему не сказали. Хозяин – порядочный человек.
Мари-Жанна решилась поговорить с Блезом спустя ещё месяц, когда окончательно убедилась, что беременна и находится приметно на третьем месяце. Она, как обычно, распустила волосы, сидя на пуфике перед трюмо. Уже смеркалось, любовник полный страсти, нетерпения и предвкушения плотских удовольствий ждал Мари-Жанну в постели.
Женщина начала разговор как бы невзначай:
– Скажи Блез, а когда свадьба у Перешёна и Франсуазы? Из них получится хорошая пара. Она – такая строгая и хозяйственная, он же – помощник в мясной лавке. Какая прелесть: муж рубит мясо окровавленными руками, а жена готовит суп из требухи…
– Дорогая, отчего я слышу сарказм в твоём голосе?
Мари-Жанна хмыкнула.
– Всё это напоминает дурную пьесу, сыгранную бездарными актёрами…
– Не понимаю тебя… Что ты имеешь в виду? – недоумевал Блез.
– Жизнь… Она так коротка, а мы проживаем её слишком бездарно и скучно.
– Прелесть моя, разве ты скучаешь? Скажи, чего ты хочешь!
– Любви, веселья, богатства…
– Разве ты лишена всего этого? – удивился Блез.
– Отчасти – да… – Мари-Жанна рассматривала любовника в зеркало, продолжая причёсывать волосы.
– Тогда скажи: чего именно, и добуду для тебя всё, что угодно!
Мари-Жанна грустно улыбнулась.
– Добудь мне веселья.
– Хорошо, с удовольствием… Поедем на побережье моря, или в Швейцарию на озёра…
– Лучше на озера. Это будут полезно для будущего ребёнка.
Блез растерялся.
– Ты хочешь завести детей?
– Мы уже их завели, вернее – его или – её…
– Ты беременна! – воскликнул Блез.
– Да, примерно двенадцать недель.
Блез вскочил с кровати и бросился к любовнице, обнял её за плечи.
– Это прекрасно. Непременно родится девочка, похожая на тебя! Такая же красавица!
Мари-Жанна не выдержала и разрыдалась. Блез решил, что это проявление радости: ведь каждая женщина мечтает стать матерью, но только не его любовница.
Немного успокоившись, Мари-Жанна решила расставить все точки над «i».
– Я не хочу этого ребёнка, Блез! понимаешь: НЕ ХОЧУ!!!
Блез отшатнулся от любовницы, его восторженность как рукой сняло.
– Не понимаю тебя: как не хочешь?
– Очень просто: НЕ ХОЧУ! – решительно произнесла Мари-Жанна.
– Но, дорогая… Уже поздно, теперь нельзя избавиться от плода нашей любви.
– Пожалуй, ты прав: избавиться нельзя, пусть себе родится, но потом…
Блез обхватил любовницу и со всей силы развернул к себе прямо на пуфике:
– Что потом?
– Мы отдадим ребёнка в приют Святой Маргариты.
– Почему?
– Я не желаю провести свою жизнь около детей.
– Я найму кормилицу и няню.
Мари-Жанна решительно взглянула на любовника:
– Нет! Только – в приют!
Блез осел прямо на пол рядом с любовницей: его постигло разочарование, он открыл в ней новое совершенно неожиданное качество: эгоизм и жестокость.
– Ты согласен? – Мари-Жанна взглянула на Блеза сверху вниз.
– Как пожелаешь, дорогая…
– Вот и хорошо…
В положенный срок у Мари-Жанны родился ребёнок – девочка. Она была слабенькой, её кожа отливала синевой. Повитуха, принимавшая роды, потихоньку шепнула горничной, приготовившей горячую воду и пелёнки:
– Долго не проживёт, больно слаба. Чтобы выжить нужна сила или, по-крайней мере, любовь и забота матери, а для этой малютки уготован приют.
Она обмыла новорожденную, завернула в пелёнки, одеяльце, так и не показав роженице, которая попросту не пожелала видеть своего ребёнка, направилась в приют Святой Маргариты.
Блез пребывал в тоске, его мучила совесть: его первый и пока единственный ребёнок, хоть и незаконнорожденный отдан в приют. И всё почему? Потому, что Мари-Жанна желает безудержного веселья! Блез решил, что будет ей веселье, ещё какое!
Как только Мари-Жанна смогла встать с кровати и начала ходить, он как вихрь влетел к ней в спальню.
– Одевайся, едем в Италию, в Венецию.
Мари-Жанна растерялась.
– В Венецию? – переспросила она.
– Да начала: да. Там сейчас сезон карнавалов, так что повеселишься вволю.
Любовница просияла от такой новости.
– Прекрасно, Блез, я велю собирать вещи!
Месье Ламэ был шокирован: женщина, недавно родившая ребёнка, отдавшая его в приют, готова веселиться до упада на венецианском карнавале!
Через две недели любовники достигли Венеции. Мари-Жанну поразило множество каналов, по которым грациозно двигались гондолы, ловко ведомые не менее грациозными гондольерами.
Женщины в красных бархатных платьях, расшитых золотом и серебром, вальяжно располагались на
