Королевская чета вот уже несколько месяцев была поглощена весьма важным занятием: выбором невесты для дофина из правящих домов Европы.
Королевскому отпрыску недавно минуло восемнадцать, но он был вял и практически не проявлял интереса к женщинам, словом, представлял полную противоположность своего деда Людовика Возлюбленного.
Королева Мария была обеспокоена этим обстоятельством и дала поручение верному человеку, дабы тот научил дофина обращаться с женщиной. Когда же доверенное лицо отчитывалось перед королевой, несколько приукрашивая способности её возлюбленного внука, она окончательно решила: невеста должна быть очень молодой и совершенно неопытной. Поэтому выбор французской короны пал на австрийскую эрцгерцогиню Марию-Антуанетту из рода Габсбургов.
Встреча невесты и празднества по этому поводу, а затем и свадьба, поразившая своей пышностью не только Париж, но и всю Европу, обошлись казне в баснословную сумму. Не забыл король и о своей фаворитке, так как она была уже давно официально представлена двору, она появлялась рядом с ним на всех церемониях. Наряды и драгоценности прекрасной Мессалины заставили роптать даже королевский двор. Королева по этому поводу даже пожурила своего супруга, правда в сдержанной форме.
Дофина прекрасно видела за кого вышла замуж: её супруг был крайне безиниациативным в постели, с трудом выполняя свой супружеский долг. Поэтому Мария-Антуанетта, зная о положении графини, обратилась к ней за советом.
Графиня Дю Барри посоветовала дофине опытного и искушённого в любви графа Филиппа де Турней, пользовавшего в последнее время особенной благосклонностью Его Величества. Отбросив излишние формальности, дофина и де Турней стали любовниками. Вскоре, через несколько месяцев, Мария- Антуанетта поделилась с королевой радостной вестью: она беременна.
Его Величество догадывался об истинном происхождении будущего королевского отпрыска, но, зная о характере своего внука, упорно делал вид, что не подозревает о любовной связи дофины и своего фаворита.
Мадам Дю Барри, облачённая в пикантный пеньюар, сидя в кресле, ожидала короля. Неожиданно дверь её покоев распахнулась, на пороге в отблеске свечей, она смогла разглядеть капитана королевской охраны шевалье де Брильи. Причём он подозрительно покачивался.
– Сударь, что вам угодно? – спросила дама, полная недоумения.
Де Брильи увидел графиню, растерялся и поэтому неприлично икнул.
– Мадам… Это вы? В моих апартаментах…
– Де Брильи! Что с вами? Вы вторгаетесь ко мне в поздний час, когда я с нетерпением ожидаю появления Его Величества, и говорите абсолютный вздор! Вы пьяны?! – возмутилась графиня.
– Простите меня, мадам… Да я много выпил, не рассчитал…
– Это заметно! Уходите, прошу вас!
– Но, мадам! Я хочу спать…
– Что?! Но почему в моих покоях?
Де Брильи, наконец, огляделся и с ужасом обнаружил, что промахнулся дверью, ведь его апартаменты следовали прямо за комнатами графини.
Капитан побледнел и чуть не упал от ужаса. В этот момент дверь, соединявшая покои короля и покои его фаворитки, отворилась. Перед графиней и капитаном предстал король Франции. У де Брильи потемнело в глазах, ноги подкосились, он мгновенно протрезвел.
– Мадам… Я – не вовремя? – поинтересовался из вежливости король.
– О, сир! Я ожидала вас, когда вдруг по ковру пробежала мышь. Я закричала… А… а мимо проходил капитан де Брильи. Уж не знаю, что он подумал: может мне дурно, или меня убивают. Он влетел в мои покои, как вихрь, и поинтересовался: что же случилось?
Король молча, смотрел на капитана. Тот, понимая, что графиня спасла его от неминуемого королевского гнева, а может и того хуже – отставки без содержания, кивнул.
– Да, сир… Всё так и было… Простите меня, сир… – де Брильи попытался поклонился, но вовремя почувствовал, что теряет равновесие. – Я не хотел причинить беспокойство графине.
Король вполне удовлетворился объяснением фаворитки.
– Весьма похвально, капитан, что вы проявляете такую бдительность.
Людовик дал понять капитану, что тот может удалиться.
– Сударыня, неужели мышь так испугала вас?
– О, да… Я с детства боюсь мышей. Ваше Величество, я воспитывалась в монастыре, и мышей там было предостаточно. Увы, но я так и не смогла привыкнуть к их обществу.
На следующий день обер-камергер Дю Барта Гийом де Саллюст получил личное распоряжение короля избавить Версаль от нашествия мышей.
Почти месяц мадам Дю Барри предавалась приятному занятию: она придумывала себе новое ожерелье к предстоящему балу. Наконец образ изысканного украшения созрел, и графиня сделала весьма ловкий набросок на бумаге, с удовольствием обнаружив, что хотя прошло много лет с тех пор, как она служила в модном доме Лябиля, всё же не утратила способности к рисованию.
На обеде в Его Величеством, когда подали десерт, мадам Дю Барри извлекла листок бумаги из корсажа.
– Ах, сир, я хотела бы услышать ваше мнение по поводу сего рисунка.
Король взял эскиз и внимательно изучил его.
– Похоже на ожерелье и пояс одновременно… Кто это придумал?
– Я сама, Ваше Величество… Что скажите?
– Интересная мысль. Сие украшение вы намерены надеть на предстоящий бал?
– Да, сир.
– Думаю, мадам, ничего не получиться. Судя по его внешнему виду, потребуется огромное количество бриллиантов, да и работа придворного ювелира займёт весьма продолжительное время.
Графиня надула губки.
– О, сир! Вы отказываете мне в сущей безделице!? – воскликнула она.
Король улыбнулся: «сущая безделица» по его предварительным оценкам должна обойтись казне не менее, чем в двести тысяч ливров.
– Нет, мадам. Просто вы получите ожерелье не раньше весны.
В этот же день Людовик заказал придворному ювелиру Анри Крейону ожерелье немыслимой красоты. Даже ювелир был поражён его предварительной стоимостью, ничего подобного у него не заказывали.
Королева Мария чувствовала себя плохо почти всю осень. Придворные лейб- медики Ла Мартиньер и Бувар опасались, что ничем не смогут помочь королеве, лишь временно облегчить её страдания.
Людовик постоянно посещал покои супруги, видя, как она угасает с каждым днём. Его старшая дочь – Луиза, обожавшая мать, пребывала в постоянных молитвах о её здоровье, но, увы, чуда не происходило.
Однажды, когда Его Величество выходил из покоев супруги, его встретила дочь, бросив гневные обвинения прямо в лицо:
– Моя мать и ваша супруга, сир, умирает из-за вас! Виной тому ваше легкомысленное поведение! Ей плохо, и состояние лишь ухудшается, а вы предаётесь разврату в объятиях мадам Дю Барии! – негодовала принцесса, не стесняясь в выражениях.
– Луиза! Позвольте напомнить вам, что вы разговариваете не только со своим отцом, но и королём!
– Я всё прекрасно помню, сир! И даю отчёт в своих словах. Версаль осуждает ваше легкомыслие.
– Дорогая дочь, Версаль, прежде всего, это – я! – возмутился король. – И никто не смеет указывать мне!
– Боже мой! Вы что не понимаете – королева умирает! – принцесса разрыдалась в голос.
Людовик растерялся, ему и в голову не могла прийти, что его лейб-медики могут быть бессильны перед каким-либо недугом.
– Отчего вы так решили, Луиза? Вам сказал Ла Мартиньер или Бувар?
Принцесса кивнула.
