весь период беременности предполагал сильную зависимость и беспомощность до тех пор, пока природа не завершит начатое.
Кэм прижался губами к блестящим черным волосам, пахнущим цветами шиповника. Он начал неспеша растирать ей спину так, как она больше всего любила.
- Мы спросим у какой-нибудь опытной леди, которая сможет рассказать тебе обо всем. Возможно, у леди Уэстклифф. Ты ей нравишься, и, видит Бог, она будет откровенна. Так же как и относительно того, что тебе делать дальше. Ты позволишь мне заботиться о тебе, баловать и давать все, что захочешь? - Он почувствовал, что жена немного расслабилась. - Амелия, любимая, - пробормотал Кэм, - я так давно хотел этого.
- Ты хотел? - Она улыбнулась и еще сильнее прижалась к нему. - Я тоже. Хотя и надеялась, что это случится в более подходящее время. Когда закончится отделка поместья Рэмси, Поппи будет обручена, и семья устроена…
- Поверь, с твоей семьей никогда не будет подходящего момента.
Кэм отпустил ее и осторожно уложил на кровать рядом с собой.
- Что за прекрасной миниатюрной матерью ты будешь,- прошептал он, обнимая Амелию. - С твоими синими глазами, розовыми щечками и с моим ребенком в округлившемся животе.
- Когда я стану большой, надеюсь, ты не будешь с напыщенным и самодовольным видом указывать на меня, как на пример своего мужества.
- Я уже делаю это, monisha.
Амелия посмотрела в его смеющиеся глаза.
- Я не понимаю, как это случилось.
- Разве я не объяснил это в нашу брачную ночь?
Она хихикнула и обвила руками его шею.
- Я совсем не это имею в виду. Я говорю о том, что принимала профилактические меры. Все те чашки чая с отвратительным вкусом. И закончилось это все тем, что забеременела.
- Цыгане, - объяснил он и страстно поцеловал.
Когда Амелия почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к женщинам в гостиной для чая, мужчины спустились в комнату для джентльменов. Хотя это помещение, по всей видимости, предполагалось для гостей, оно стало любимым местом посещения пэров, желающих разделить компанию с приехавшими в Ратледж аристократами. Потолки здесь были тёмными и низкими, обшитыми блестящими панелями розового дерева. Полы покрыты толстыми вильтонскими коврами. Комната джентльменов была снабжена большими и глубокими апсидами, которые обеспечивали приватные места для того, чтобы почитать, выпить и поговорить. Основное пространство занимали мягкие кресла, обитые бархатом, и столы, нагруженные коробками с сигарами и газетами. Прислуга бесшумно передвигалась по комнате, принося и унося бокалы с теплым бренди и графины с портвейном.
Устроившись в одном из свободных восьмиугольных апсидов, Кев попросил принести бренди.
- Да, мистер Меррипен, - сказал слуга и поспешил выполнять поручение.
- Отлично вышколенные слуги,- заметил доктор Хэрроу. - Весьма похвально, что они беспристрастно обслуживают всех постояльцев.
- А почему они не должны делать этого? - мельком взглянув на него, спросил Кев.
- Я полагаю, джентльмен вашего происхождения не может рассчитывать на должное обслуживание в каждом заведении, которое он посещает.
- Я убежден, во многих заведениях больше смотрят на то, как одет человек, чем на оттенок его кожи, - спокойно ответил Кев. - Обычно им нет дела до того, что я цыган, поскольку могу позволить себе их услуги.
- Разумеется, - Хэрроу почувствовал себя неуютно. - Мои извинения, Меррипен, обычно я не так бестактен.
Кев ответил ему коротким кивком, показывая тем самым, что не испытывает никакой обиды.
Хэрроу тут же повернулся к Кэму, стремясь переменить тему.
- Надеюсь, вы позволите порекомендовать леди Роан моего коллегу, а также сопровождать вас в течение всего оставшегося времени вашего пребывания в Лондоне. Здесь я познакомился со многими превосходными врачами.
- Благодарю вас, - ответил Кэм, принимая стакан бренди у слуги, - Хотя полагаю, что мы не будем задерживаться в Лондоне дольше положенного.
- Мисс Уиннифред, кажется, испытывает большую привязанность к детям, - размышлял Хэрроу. - Учитывая ее состояние, это просто замечательно, что у нее будут племянницы и племянники, которых она будет любить до безумия.
Трое мужчин резко на него посмотрели. Рука Кэма со стаканом бренди замерла в воздухе.
- Состояние? - спросил он.
- Ее неспособность иметь собственных детей, - пояснил Хэрроу.
- Что, черт возьми, вы имеете в виду, Хэрроу? - спросил Лео.- Разве мы не известили всех о чудесном выздоровлении моей сестры, главным образом, благодаря вашим усилиям?
- Она действительно вылечилась, милорд. - Хэрроу задумчиво нахмурился, уставившись на свой бокал с бренди. - Но ваша сестра всегда была немного хрупкой. По моему мнению, она никогда не должна пытаться забеременеть. По всей видимости, это может быть смертельно для нее.
Наступило тягостное молчание. Лео, которому обычно все было безразлично, не смог сдержать эмоций.
- Вы сказали об этом моей сестре? - спросил он. - Потому что у меня создалось впечатление, что она, несомненно, хочет выйти замуж и когда-нибудь иметь собственных детей.
- Конечно, я обсудил это с ней, - ответил Хэрроу. - И сказал, что если она когда-нибудь выйдет замуж, ее муж должен отказаться от мысли иметь собственных детей. - Он сделал паузу. - Однако мисс Хатауэй еще не готова согласиться с этим мнением. Со временем я надеюсь убедить ее умерить свое желание. - Доктор слегка улыбнулся. - В конце концов, не каждой женщине, чтобы быть счастливой, нужно материнство, и общество одобряет такую точку зрения.
Кэм с изумлением посмотрел на него.
- Моя невестка, по меньшей мере, будет разочарована.
- Да. Но мисс Хатауэй проживет дольше и будет наслаждаться жизнью, пусть и бездетной. И она научится принимать это обстоятельство. В этом ее сила. - Он сделал глоток бренди, прежде чем спокойно продолжить. - Возможно, мисс Хатауэй никогда не была создана для того, чтобы родить, даже до болезни. Такая хрупкая. Изящная, но она едва ли создана для рождения ребенка.
Кев опрокинул в себя бренди, позволяя янтарной жидкости обжечь горло. Он отодвинулся от стола и встал, не в силах больше ни минуты выносить близость этого ублюдка. Упоминание о хрупкости Уин было последней каплей. Грубо пробормотав извинения, Кев вышел из отеля. Он втянул в себя прохладный воздух и ощутил острый запах грязных улиц, смешанный с шумом и криками лондонской ночной жизни. Иисусе, как же он хотел оказаться как можно дальше отсюда. Как хотел бы забрать Уин с собой в деревню, в какое- нибудь новое и безопасное место. Подальше от блестящего доктора Хэрроу, чья опрятность и утонченная безупречность наводили на Кева ужас. Интуиция всячески предупреждала его о том, что Хэрроу был небезопасен для Уин. Впрочем, так же как и он сам.
Его собственная мать умерла при родах. Мысль о смерти Уин от его плоти, от зародившегося внутри нее семени, до того как… Ему не стоит больше думать об этом. Но мысль о том, что он может причинить ей вред, приводила его в ужас. Потерять ее. Кев хотел поговорить с ней, выслушать, помочь смириться с ограничениями в ее жизни. Но он установил преграду между ними и не смел пересечь эту черту. Потому что недостатком Хэрроу было неумение сочувствовать, а у Кева как раз наоборот. Слишком много эмоций, потребностей. Достаточно для того, чтобы убить ее.
Позже тем же вечером, Кэм решил заглянуть в комнату Кева. Тот только что вернулся с прогулки, влага от тумана все еще покрывала его пальто и волосы. Ответив на стук в дверь, Кев остановился на пороге и нахмурился.
