подвести друга под исключение из партии.
Наша находка, о которой Белотелов узнал у Тулякова, была поэтому для негодяев все равно, что нож в горло. И Белотелов поспешил найти агента этого Уркарта, чтобы взять свое хотя бы за документы, которые не имели теперь никакой цены.
Но старик рассуждал не так.
– Нет, Генрих, нет! – бормотал он. – Бумаги продавать не надо. Еще не вше потеряно. Может, придут немцы. Тогда моя штарая купшая шнова приобретет шилу.
Тут он перешел на шепот, но я стоял рядом, и мне все хорошо было слышно:
– Надо шрошно найти Голенищева. Он живет по Шоветшкой, номер один. Голенищев ш ними швязан. Пушть вызовет шегодня же ночью бомбардировщиков. Он это может. И пусть разнешут Оштрогоршк в пух и прах. Можно шказать им, что в Оштрогоршке появилшя важный военный объект. Голенищев это может. Отдай ему в конце концов вше наше золото – игра штоит швеч.
– Ты, пожалуй, прав, папа! Это – шанс.
Так вот, оказывается, в чем тут дело! Старик и Белотелов – отец и сын! Но почему старик зовет его Генрихом, если я сам слышал, как дядя Паша говорил: «Пантелеймон»?
– Тебя я прошу, Генрих, об одном. Вштань шам, понимаешь, шам, ш ракетницей в городшком шаду и, когда они полетят, укажи им Шоветшкую площадь. Пушть разлетятшя в прах и ишполком, и горный инштитут ш этими проклятыми окуневшкими документами. И еще одно – убери, ешли можешь, этого Вашьку, а может, и его дружка, как его…
– Димку, – подсказал Белотелов.
– Да, да… Теперь только они нам опашны, больше никто.
– С ними есть еще один.
– Ну тот при них прошто бобиком служит.
«Знали бы вы бобика, – подумал я, – этот бобик кусается».
Белотелов ехидно спросил:
– А Тулякова?
– Того, по знакомштву, шам уберу!
Они повернули обратно к Зверюге, и я уже не слышал, о чем они говорили еще.
Меня била дрожь. За себя я уже не боялся, а боялся за наш город, за маму и академика Тулякова, которых этот жадный кощей только что приговорил к уничтожению.
Опередить негодяев я не мог, так как тропинка была самым коротким путем к Зверюге. Да если бы я и бежал прямиком через лес, заросли были здесь так густы, что я проплутал бы в них до ночи.
Когда я, наконец, выбрался к Зверюге, то сразу понял, почему Димка и Левка не предупредили меня о том, что враги пошли вдоль ручья мне навстречу. Они ловили уклейку! Как вам это нравится? А около них опять прыгала и заливалась смехом Белка. Тоже – птичка!
– Марш отсюда! – заорал я не своим голосом, и вид у меня был, наверно, такой страшный, что, не сказав даже «подумаешь», Белка пустилась от реки во все лопатки. А рыболовам я только бросил: – Эх вы, друзья! Вот из-за таких друзей люди и получают иногда нож в спину.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ЛЕВКА ОСТАЕТСЯ ЗА СТАРШЕГО. БЕГ НА 80 КИЛОМЕТРОВ. ОЧЕНЬ ПЛОХО, КОГДА НЕ ВЕРЯТ. ОДИН НА ОДИН. ПРЫЖОК В ТЕМНОТУ. ПОЧЕМУ ТАКИЕ БОЛЬШИЕ ВАСИЛЬКИ?
Левка был, конечно, чечако. Но теперь я доверял ему больше, чем Димке. Все-таки Димка здорово опростоволосился с этой Белкой. Он, видите ли, хотел похвастаться перед ней тем, как ловко дергает из воды уклеек. Она визжала и хлопала в ладоши над каждой рыбкой, а он, дурак, таял и все просмотрел – и Белотелова, и старика, и то, как они увязались следом за мной по ручью.
Поэтому я сделал вид, что Димки здесь вроде как и нет, а советовался и говорил с одним Левкой.
– Ты понимаешь теперь, Левка, что к чему? – спросил я, рассказав все, что подслушал у этих злыдней. – Мне надо срочно бежать в Острогорск, чтобы опередить Белотелова и сорвать их злодейский план. И я сейчас же побегу. А тебя, – я подчеркнул «тебя», чтобы Димка понял, как низко он пал, – тебя прошу не спускать глаз со старика… Вот винтовка, в ней еще три патрона, в крайнем случае, можешь пустить ее в ход.
– Знаешь, Молокоед… – начал, как ни в чем не бывало, Димка, но я даже не взглянул на него и подал руку Левке: – Прощай, старина! Надеюсь на тебя, как на самого себя.
Уже вечерело, когда я выбежал к Черным Скалам. Я не стал ждать попутную машину, так как боялся, что старик опять увязался за мной, и помчался что есть духу по тракту в Острогорск.
«Неужели не будет никакой машины? – думал я, вспомнив, что сегодня выходной день, и тут же решил: – Пусть далеко до Острогорска, но я должен все эти восемьдесят километров пробежать, чтобы успеть хотя бы до полуночи».
Я считал, сколько же мне надо пробегать в час, чтобы быть в городе к двенадцати ночи. Получалось по тринадцати с лишним километров. Многовато. Но надо!
Я припустил во весь дух, но скоро понял, что так задохнусь. Лучше бежать размеренно и дышать через нос каждые восемь шагов. Так, помню, учил бегать мастер спорта в «Пионерской зорьке».
Внезапно я услышал шуршание колес о гравий. Поднял руку, но шофер или не заметил меня, или торопился, проехал не останавливаясь. Я припустил изо всех сил, догнал полуторку и ухватился руками за край кузова. Кое-как вскарабкался в машину. Шофер гнал, как сумасшедший, бочки из-под горючего прыгали и катались, и я не знал, где мне от них спастись. Наконец догадался лечь на кабину, ухватился за разбитое окно. «Теперь гони, товарищ шофер. Меня отсюда никакой силой не оторвешь».
