Глеб промолчал. Он был занят. Закрыв глаза, он слушал шелест травы, щебетание птиц, монотонный треск цикад и кузнечиков – объемные, выпуклые звуки бескрайнего живого луга. Гоблина ничуть не смутило молчание собеседника.
– Я был совсем маленьким, когда наше племя попросило защиты у эльфов. Помню только широкую реку около наших хижин и запах свежего мяса… Вот и все мое детство – блестящая полоса воды и аромат крови… А еще помню, как я впервые увидел человека. Мой отец и трое охотников из нашей деревни оглушили его в прибрежных камышах, где он прятался от других людей. Не знаю, почему те преследовали его, но их он боялся больше, чем нас. Мой отец снял с пленного железную одежду и вывел на площадь. Голый человек напоминал улитку, вытащенную из раковины – такой же бледный, растерянный и беззащитный. Дети кидали в него камни, женщины что-то кричали, но я видел в их глазах страх, и мне тоже было страшно… А потом отец стал танцевать. Его копье прочерчивало длинные полосы на коже человека, и капли крови падали в пыль… Тогда было сухое лето, очень сухое… И была плохая охота… Человек был слишком медлителен, он не видел танца копья и не мог уклониться, он лишь закрывался руками, а потом и вовсе упал на землю… Вечером его череп принес отец. Он повесил его над моей кроватью, и я был еще слишком мал, чтобы протестовать против этого пугающего подарка. Я расплакался… А через четыре дня пришли люди и убили моего отца. И многих других. Моя мать спрятала меня в камышах, там, где скрывался человек, череп которого качался над моей кроватью. Но этого я уже не помню… Вот и все мое детство…
Глеб открыл глаза и сел.
– Люди разные, Уот, – сказал он. – Они очень разные.
– Я знаю, – согласился гоблин. – Но лучше от них всех держаться подальше. Чем дальше, тем лучше.
Глеб не знал, что ответить, и поэтому промолчал.
А через мгновение что-то глухо щелкнуло, и гоблин удивленно привстал и начал медленно, словно нехотя, заваливаться на Глеба. Из груди его торчала толстая короткая стрела, и вязкая тонкая струйка сползала по зеленой коже вниз, к жирной почве равнин. «Красная, как у человека», – тупо удивился Глеб и подхватил падающее тело. Он еще не понимал, что произошло, и растеряно заглядывал в мутнеющие глаза гоблина. Уот хотел что-то сказать, но лишь неразборчиво булькнул горлом, и его ключицы залила кровь, хлынувшая изо рта. Лысая шишковатая голова бессильно запрокинулась, и Глеб понял, что его друг умер. Он прижал холодеющий труп и через его плечо увидел на ближайшем холме четырех человек. Не скрываясь, они стояли в полный рост и в упор смотрели на него. Один человек неторопливо перезаряжал арбалет, и Глеба взбесила эта самоуверенная неспешность – он почувствовал как волна холодной ярости подступает к горлу, мешает дышать, застилает собой все остальные чувства. Он аккуратно опустил тело гоблина на траву, подхватил копье и пошел вперед, наслаждаясь своим слепящим гневом, чувствуя переполняющее его могущество и видя перед собой врага – ничтожное единство из четырех человек, облаченных в блестящие кирасы.
Бессмысленные звуки из прошлого.
Убийца поднял арбалет и прицелился.
Глеб шел вперед, уверенный в своей неуязвимости.
Щелкнула тетива, и Глеб ничком повалился в траву, выбросив вперед правую руку с зажатым в кулаке копьем, словно хотел в этом последнем движении достать врага.
Четверо на вершине холма посмотрели на раскинувшиеся в высокой траве тела, и один из них коротко хохотнул:
– Как шел!
– Что ж ты его поближе не подпустил? Испугался? – спросил арбалетчика мрачный бородач с огромным топором за спиной.
– Я стрелок! Запомни это, Черный. Мне вовсе не обязательно подпускать цель вплотную, чтобы продемонстрировать свое мастерство. – Говоривший перезарядил арбалет. – Для ближнего боя у нас есть такая дубина, как ты.
– Гоблин и человек. Странный союз, – задумчиво проговорил высокий блондин, опирающийся на двуручный меч. Он единственный из компании не носил шлем, лишь тонкий серебряный обруч охватывал его лоб.
– Новорожденный, – пренебрежительно сказал бородач с топором. – Что с него взять?
– Потренировались, и то хорошо. – Арбалетчик закинул свое оружие за плечи и осведомился: – Ну, что, пойдем или как?
Четвертый человек, худой, долговязый, со страшными шрамами на лице, молча кивнул и стал спускаться с холма к грунтовой дороге. Его спутники мгновение помедлили, решая про себя, идти вслед за ним или стоит обыскать трупы. Чувство товарищества победило, и отставшие бросились догонять долговязого молчуна.
Вскоре вся дружная четверка, загребая подкованными башмаками серую дорожную пыль, скрылась за горизонтом.
Глава 5