загзагами, ныряли в воздухе и испугано о чем-то вопрошали бредущего мимо путника. Затерявшийся высоко в небе жаворонок выводил нервную мелодию.
Глеб шел, не отвлекаясь на красоты пробуждающейся природы. Перед ним, копируя его движения, шагала коротконогая тень, и ему казалось, что это она ведет его, заставляя делать очередной шаг, увлекая за собой, торопя своей недостижимостью.
Глеб устал. Ему необходимо было выспаться и отдохнуть. Бедра его одеревенели, икры сводила судорога, ступни в мягких кожаных мокасинах сбились о высохшую землю, но он механически переставлял ноги, с каждым километром все сильнее опираясь на древко копья.
Он не думал о мести, он уже ни о чем не думал. Он торопился выйти из этих диких земель, но не осознавал и этого. Подсознание гнало его вперед, и он шел по заброшенной пыльной дороге. Шел вслед за тенью. Шел, обогнав ее. Шел, когда она исчезла совсем, слившись с ночной темнотой.
3
Постоялый двор Горбуна Сира стоял в стороне от больших дорог. Лишь узкая пыльная грунтовка бежала мимо его заведения, но в это время года по ней мало кто проходил.
Горбун был хорошим человеком, и мог бы быть еще лучше, если б не его старая жена и не убыточное хозяйство. Впрочем, сегодня даже ссора с женой не испортила ему настроения. Слава создателю, четверо богатых постояльцев заглянули к ним в этот мертвый сезон…
– Дура! – ругал он на кухне жену, размахивая руками. – Кто же так жарит цыпленка! Тебя что, этому мать научила?! По миру нас пустить хочешь?!
– Иди-ка отсюда, старый хрыч! – вторила ему супруга. – Учить меня вздумал! Выметайся, пока сковородкой не огрела!
Угроза возымела действие, и Горбун спешно ретировался, бормоча ругательства и возмущенно дергая головой.
– Карга старая, – бубнил он себе под нос. – Вся в мать свою пошла. От той жизни не было, а теперь и эта с ума сводит…
По скрипящим ступеням рассохшейся лестницы он поднялся на второй этаж и осторожно поскребся пальцем в дверь номера, снятого постояльцами.
– Да! – сказал хриплый голос из-за двери.
Горбун выдержал секундную паузу, приоткрыл дверь и улыбнулся, обнажив черные головешки зубов.
– Не угодно ли господам холодного эля?
– Пива, горбатый, пива. Называй вещи по-человечески, – сказал смуглый бородач, точивший гигантский боевой топор.
Горбун уважительно посмотрел на его широкие плечи, на мускулистые руки, на массивное лезвие топора и сказал:
– Хорошо, господин Черный, – кое-кого Сир уже знал по именам. – А вам, господа?
– Неси сразу бочонок, – ответил за всех Черный, отставляя в сторону топор и опрокидываясь на широкую дубовую кровать. Дерево хрустнуло под его массой, и Горбун испугался за свою мебель. Но не подал вида.
– Одну минуту, – сказал он и аккуратно прикрыл дверь…
В подвале было темно, прохладно и сыро. Горбун долго стоял, разглядывая ряды всевозможных емкостей, и размышлял, какое пиво подать – то, что получше, или обычное. Решив не скупиться – гости заплатили авансом – он, крякнув, приподнял опутанный паутиной бочонок и потащил его наверх. На последней ступеньке он запнулся, чуть не упал и громко – так, чтобы слышала жена – закричал:
– Ну, что ты там возишься, дура! Господа ждут!
– Подождут! – крикнула в ответ жена.
– Дура, – только и сказал Горбун.
Он запер лаз в погреб, засунул ключ поглубже в карман и потащил пиво в комнату к постояльцам. Те встретили его суровым молчанием, и только Черный одобрительно хмыкнул и принял бочонок, легко подхватив его одной рукой. Горбун потоптался немного, но, чувствуя свою обидную ненужность, удалился на кухню к жене.
Когда дверь за ним закрылась, четверо в комнате переглянулись.
– Если будем двигаться такими темпами, то через пять дней будем в Городе, – сказал высокий блондин. Его товарищи согласно кивнули, а Черный, оторвавшись от пивного бочонка, громко рыгнул.
– Питекантроп, – негромко прокомментировал арбалетчик, но Черный его услышал.
– Потише, козявка, – беззлобно сказал он.
– Черный! Стрелок! Вы слишком часто стали ругаться, – прервал перепалку блондин.
– Никаких проблем, Медведь, – развел руками арбалетчик. – Мы же так, в шутку.
– Берите пример с Клода. Молчит, словно язык проглотил.
Все громко рассмеялись. Не смеялся только сам обезображенный Клод. Известный вор и жулик лишился языка полтора года назад.
На кухне, услышав раскаты хохота, вздрогнул Горбун.
– Давай быстрей, – поторопил он жену. – Они же мне весь дом разнесут. Будешь тогда в свинарнике жить. Самое тебе там место… Давай-давай, поспешай!
– Не говори под руку, – огрызнулась женщина, заканчивая сервировать широкий поднос, перекованный из медного щита.
Они подхватили еду и понесли ее наверх.
Лестница была жутко неудобна. Ступеньки были разной высоты, некоторые предательски подавались под ногами, грозя проломиться. Перилам лучше было не доверяться. Старый дом давно требовал капитального ремонта.
– Можно? – улыбнулась хозяйка, приоткрыв дверь. Не дожидаясь ответа, она прошла к столу, чуть не задев подолом пирамиду, составленную из кирас и мечей. Мужчины молча смотрели на ее виляющие бедра. «Вот стерва!», – подумал со злостью Горбун.
Женщина наклонилась так, что в разрезе платья стали видны ее дряблые бледные груди, подвинула горящую свечу на угол стола и принялась переставлять снедь с подноса на искромсанную ножами столешницу.
– Приятного аппетита, – сладким голоском пожелала она и, покачивая тазом, опять прошла в опасной близости от кучи доспехов и оружия.
– Идем! – прошипел Горбун, хватая жену за локоть.
– Эй, хозяин! – окликнул его блондинистый Медведь.
У Горбуна екнуло сердце. Он остановился и медленно развернулся к чавкающим гостям.
– Да?
– Разбуди нас завтра с восходом солнца.
– Хорошо, господин, – сказал Горбун и плотно закрыл за собой дверь. Стукнул задвигаемый изнутри засов. Горбун тихо постоял возле двери, прислушиваясь, но больше ничего не услышал и, разочарованный, пошел ругаться с супругой.
Жены на кухне не было. Не было ее и в кладовке, и в большой гостиной, и в их спальне. С огарком в руке Сир долго бродил по внезапно опустевшему затихшему дому, задумчиво почесывая щетинистый подбородок и заглядывая во все углы, за мебель, под столы и даже зачем-то в крысиные лазы. Наконец, ему надоело играть в прятки. Обеспокоенно крутя головой, он встал посреди комнаты, зло пробормотал:
– Куда запропастилась, дура?
И жена незамедлительно откликнулась:
– Эй, старый пень! Иди сюда.
– Где ты шлялась…
– Там еще один. – Жена стояла на пороге дома, поглядывала назад. – Помоги затащить.
– Чего… – хотел было спросить Горбун, но женщина уже скрылась в вечернем сумраке, оставив дверь открытой. С улицы тянуло сквозняком, и у Сира тотчас разболелась спина.
Ругаясь вполголоса, чтоб не помешать постояльцам, Горбун вышел из дома. Над темными холмами проявлялись первые звезды, и растущая луна своей изъеденной нижней кромкой касалась линии горизонта.
