– Вставайте, госпожа Вейн. Лучше бы нам отсюда убраться, и поскорее.
В первое мгновение ведьме показалось, что она бредит: происходило невозможное, и этот голос… Этот голос. Все дело в том, что она не должна была его услышать вот так, запросто. В лучшем случае он мог навестить ее во время глубокой медитации, когда изнанка полотна Этернии становится близкой, почти досягаемой.
– Да что с вами? – в голосе появились столь знакомые нотки раздражения, – вы ранены?
Все еще не решаясь открыть глаза, она замотала головой.
– Ну так дайте мне руку. Йоргг, мне бы не хотелось, чтобы нас нашли здесь, по соседству с двумя трупами!
Малика глубоко вздохнула и, наконец, решилась.
Приоткрыла один глаз, затем второй, опасаясь, что все это вмиг исчезнет, развеется пустым миражом. Она медленно, словно во сне, протянула руку и коснулась колена лунника – только чтобы убедиться в том, что это не призрак. А он, вместо того, чтобы раствориться в ночном воздухе, ловко перехватил ее запястье и одним рывком поставил на ноги.
– Идем те же, ну?!! Не смотрите на меня так, госпожа Вейн, я не призрак, я вполне живой лунник. Пока что живой, конечно же, и могу стать лунником мертвым, если мы не уберемся отсюда как можно скорее…
Малика, с трудом ворочая вмиг одеревеневшим языком, только и смогла выдавить:
– Но Брай…
– Брай?.. Он сделал так по моей просьбе. Расскажу чуть позже. Вы не можете идти, госпожа Вейн?
– Нет, – она покачала головой и, протянув руку, вцепилась в рукав стоящего рядом лунника.
Ей казалось, что стоит разжать пальцы, и он превратится в бесплотный дух. Она все еще не могла поверить – в то, что он был жив, был рядом… А заодно и в то, что Брай так зло пошутил над ней.
– Он меня ненавидел, – пробормотала ведьма, – но я же ему ничего не сделала…
Окончательно потеряв терпение, лунник подхватил ее на руки и быстро зашагал прочь. Малика прижалась головой к его груди и слушала мерное биение сердца. Больше всего ей хотелось, чтобы этот сон никогда не закончился.
Завернувшись в одеяло, ведьма рассеянно наблюдала за тем, как Альвен Рутто подбрасывает в камин поленья и аккуратно поправляет их кочергой. Ее все еще била дрожь от пережитого, руки тряслись так, что она оказалась не в состоянии попасть в замочную скважину ключом. Поэтому дверь отворил лунник, внес Малику прямо в гостиную и усадил на диван, а сам вернулся и для верности запер дверь на засов. И вот теперь он молча подбрасывал поленья в камин, а ведьма, выстукивая зубами барабанную дробь, беззвучно плакала.
– Наверное, я должен кое-что объяснить, – спокойно сказал Альвен, продолжая стоять к ведьме спиной, – дело в том, что у Дэлина Сильвана был и есть брат, который не пришел в восторг от того, что ведьма избежала костра. С самого начала было ясно, что верховный лорд Ловенны будет отомщен, это понимали и я, и мой кузен. Для тебя спасением мог оказаться припрятанный в рукаве козырь, который бы появился внезапно. Там, где его ожидали бы меньше всего. И я попросил Брая разыграть небольшой спектакль с моей смертью… Это должно было выглядеть очень правдиво, понимаешь?..
Малика кивнула и, не сдержавшись, всхлипнула.
– Почему ты плачешь? – поинтересовался лунник, оборачиваясь, – что-нибудь болит? Они тебя… все- таки успели избить, верно?
– Нет, – она улыбнулась сквозь слезы, – я счастлива.
– Счастлива, – задумчиво повторил он, – звучит красиво. И непонятно, почему слезы. Дети луны не плачут, когда им хорошо.
И умолк, глядя на пляшущие язычки пламени.
Ведьма смотрела на его безукоризненный профиль и молчала. Наверное, именно сейчас ей следовало сказать то, что нужно – то, что должно было быть сказано еще давно, в Ирисовых пустошах. Но тогда оно еще не оформилось и казалось туманным пятном на чистом небе, недостижимое и не понятое. Сколько всего должно было произойти, чтобы она наконец поняла саму себя?
Малика вздохнула и, отбросив одеяло, подошла вплотную к лунному лорду. Уткнулась лбом ему в плечо и сказала:
– Прости меня.
Он вздрогнул как от пощечины, затем повернулся и взял ее лицо в свои ладони.
А Малика, глядя в невыразимо прекрасные золотые глаза, вздохнула и тихо рассказала – о том, как сходила с ума, когда Брай сообщил ей страшную весть. О том, как хотела умереть, потому что не представляла свою жизнь без лунника из Ирисовых пустошей. И о том, как казнила себя за то, что не успела сказать такие нужные и простые слова. Всегда кажется, что еще довольно времени, чтобы их сказать, а когда время подходит к концу, мы испытываем невыносимую боль, выжигающую сердце дотла…
– Мне не за что тебя прощать.
Малика улыбнулась, а потом приподнялась на цыпочки и дотянулась губами до его губ.
– Что это вы делаете, госпожа Вейн?
– То, что должна была сделать еще раньше. Милорд, вы не поможете мне избавиться от этого надоедливого платья?
– Мне казалось, что вы привыкли обходиться без прислуги, госпожа Вейн. Или жалованье агента позволяет держать горничную? В таком случае, где она?
– Видимо, только на смерном одре вы перестаете язвить, граф, – вздохнула Малика.
– У меня не так много опыта в расшнуровывании корсетов, как вы могли бы подумать, – он вдруг посмотрел на нее очень серьезно, – я привык к одиночеству, и все время до того, как вы изволили влезть в мою судьбу, мне было вполне уютно в моем коконе.
– Все когда-нибудь заканчивается, – она взяла его руки в свои, – но мне… думаю, мне еще никогда не было более уютно и спокойно, чем сейчас.
…Малика проснулась на рассвете, куда раньше, чем обычно. Тело наполняли странная легкость и сила, голова была ясная – и это несмотря на то, что за всю ночь она вряд ли проспала четыре часа кряду. Малика пошевелилась, перевернулась набок и положила голову на грудь мужчины, которого подарила ей сама Судьба. Затем, не удержавшись, она погладила его по трехдневной черной щетине на щеках. Альвен вздрогнул и с интересом уставился на нее – так, как будто увидел впервые.
– Ты, конечно, не удосужилась исследовать кулон Хаора Ливори? – прошептал он, – клянусь ушами йоргга, Нэйд бы позеленел от зависти…
Малика непонимающе закусила губу, а лунник тихо рассмеялся.
– Посмотри на себя в зеркало, Малика. Это еще одно напоминание о том, что магические артефакты лучше подвергнуть тщательному исследованию, и только потом цеплять на шею.
– Но кулон исчез, – недоуменно пробормотала ведьма, – там, в горах. Я не знаю, как он мог сорваться с цепочки.
Выскользнув из-под одеяла, она босиком прошлепала к туалетному столику, где на стене висело овальное зеркало в бронзовой раме. Малика оглядела себя – кажется, все на месте. Руки, ноги. Волосы потихоньку отрастают и начали виться, и лицо…
Потом она закричала. Вопила до тех пор, пока Альвен не закрыл ей рот ладонью и не оттащил обратно на кровать.
– Тихо, Малика, сейчас весь дом перебудишь.
– Ты… ты… – она задыхалась, – ты знал?..
– Разумеется, нет. Но ведь я предупреждал, что кулон особенный. Как я уже сказал, наш общий знакомый Нэйд позеленел бы от зависти.
– Всеблагий, – прошептала ведьма, – но как это могло… как же так? Это невозможно.
– Когда речь идет о магии, возможно все что угодно, – мягко поправил Альвен, – впрочем, я вполне доволен результатом.
– Нет, этого не может быть.
Она вывернулась из его рук и подбежала к зеркалу. Все осталось так, как и несколько минут назад: на бледном и похудевшем лице золотыми монетами сияли звериные глаза с вертикальными зрачками.
