Поднялся, пошатнувшись, прикрыв на секунду глаза — от резкого движения земля будто качнулась под ногами, совсем как мгновение назад. Придержав другой рукой ноющее плечо, пошел обратно — за рощей послышались выстрелы, разнеслись эхом.
— Иду, Феникс, держись, — пробормотал он, углубившись в сумрак леса. — Вот только найду этот чертов револьвер…
Артуру было до мурашек страшно оставаться одному на берегу, кусок которого только что обвалился у него чуть ли не под ногами. Но самостоятельно отцепиться от березки, разжать окоченевшие пальцы у него не получалось…
На удивление скоро ему помогли.
Примерно четверть часа спустя у озера появились двое не местных парней, в косоворотках, грязных залатанных штанах и растоптанных дырявых лаптях. От обоих за версту несло тухлятиной, точно по пути сюда они пару раз тонули в болотной тине.
— Ну и погодка нынче, ну и работенка… — ворчал один.
Другой на него шикнул. Хлопнув по животу, указал пальцем на издалека примеченный силуэт, белеющий возле березки.
— Вон она, русалка заказанная! — свистящим шепотом сказал он.
— Какая-то она не такая, — прищурившись, усомнился напарник. — Страшная больно…
— А ты, что ли, на ней жениться собрался? Чего тогда рассуждаешь? Тебе не за рассуждения деньги дадены. Сказали похитить — будем хитить! А уж какая девица, да на что им такая снадобилась — не нашего ума дело, это пускай поутру господа сами разбираются…
Когда вдруг сзади кто-то набросил на голову мешок и скрутил руки, Артур Генрихович заорал что было сил, сам поразившись своему пронзительному голосу.
Глава 14
Светят звезды высоко,
Упырю не спится.
Пойдет к девкам на село
Кровушки напиться.
Глаша вбежала в часовню. Подхватив с пола из груды хлама обломок доски, приперла дверь. Кажется, Винченце говорил, охотники не могут сюда войти? Если это неправда, она пропала. Троих она приметила по дороге, а с четвертым только что едва не столкнулась лицом к лицу. Как только сумела убежать, сама не поняла…
Дождь приутих. Из-за туч проглянул краешек луны. В узкие оконца пролились скупые бледные лучи, в синеватых косых полосах заплясали искорки поднятой ею пыли. Над головой, под самой крышей, спросонья чирикнул воробей.
Глаша перевела дух. И замерла на полувдохе, широко распахнув глаза.
У дальней стены, за кучей сваленных в угол деревяшек, завозилось что-то большое, черное, сипло простонало.
От этого стона у Глаши волосы поднялись дыбом. Она попятилась, прижалась спиной к косяку. Медведь? Охотник? Оборотень…
Взгляд сверкнул из черноты кровавым блеском. Человек-волк поднялся на задние лапы, став вдвое выше ее ростом. Хлестнул хвостом, обмахнув пыльные бревна стены.
Глаша, не смея отвести от чудища глаз, прикусила губу, чтоб не тряслась.
Волчица шагнула вперед, пошатнулась, упала на лапы.
— Глаша, помоги…
Девушка вздрогнула. Она не могла поверить — позвавший голос был грубым, рычащим, но она его узнала!
— Полина Кондратьевна? — всхлипнула она. — Что же вы с собой сделали?..
— Там, снаружи, охотники… Их слишком много… Они пришли за мной… — отрывисто прохрипела волчица. — Я больше не могу убегать, я так устала…
— Полиночка Кондратьевна, миленькая! — кинулась к ней девушка, по щекам покатились соленые слезы. — Все еще можно исправить! Синьор Винченце знает способ, он вам поможет!
— Слишком поздно, — мотнула головой волчица, — Мне уже нет дороги назад. Я не смогу больше заставить себя жить по-прежнему, притворяться счастливой и довольной, стареть и ждать смерти. Я почувствовала вкус жизни — вкус крови. Ты не знаешь, как он приятен…
Говоря это, оборотень вновь медленно поднялся и двинулся на Глафиру. Она попятилась, под ногу попала какая-то палка, она споткнулась и упала назад, на локти. Бестолково забившись, путаясь ногами в юбке, пыталась отползти от нависшего над ней чудовища. Но волчица быстро нагнулась, приблизив вплотную вытянутую волчью морду к ее лицу. Глаша различила во мраке черные пульсирующие зрачки, кровавые жилки в глазах. Она зажмурилась и отвернулась — единственное, что могла сделать…
Но вдруг раздался оглушительный птичий крик. Высокий свод заполнила черная, несущаяся по кругу, точно воронка смерча, гомонящая туча птиц. От воплей и хлопанья множества крыльев поднялся невообразимый шум.
Голося на все лады, с гнезд сорвались разномастной стаей голуби, галки, синицы, воробьи — все обитатели купола часовни. А все потому, что никем не замеченный Василий желтоглазой черной тенью пробрался на крышу по балкам и перекрытиям. Даже в разбушевавшуюся грозу он не хотел отказывать себе в любимом кошачьем удовольствии разорять птичьи гнезда. Атакованный со всех сторон пернатыми, кот, взяв в зубы воробьиное яичко, столкнул вниз сложенное из веточек гнездо и, легко перепрыгивая по доскам и брусьям, ушел в дыру в кровле.
Между тем внизу, пригнувшись от внезапного шума, оборотень отскочил от своей жертвы, спиной задев подпиравшее перекрытие бревно. Прогнивший брусок сломался пополам. Опасно затрещав, лишившись опоры, доски свода прогнулись. Сверху посыпались щепки, камешки, пыль, труха.
— Назад! — крикнула Глаша. Сжавшись, она прикрыла голову руками.
Древнее строение не выдержало, перекрытия обрушились, проломились, часть крыши провалилась внутрь — вместе с потоками ливня…
Все произошло за несколько мгновений. От грохота, сменившегося столь же внезапной тишиной, Глаша почувствовала себя оглохшей. Выбравшись из-под нагромоздившихся один на другой обломков, она увидела смутные, размытые дождем очертания креста. Подойдя, не смогла сдержать рыданий — крест с купола, несколько лет стоявший внутри прислоненным к стене, задетый упавшими обломками, всей своей тяжестью обрушился на оказавшегося под ним оборотня. Окованный железом наподобие стрелы, конец средней перекладины насквозь пробил, разворотил грудь.
Дверь часовни сотряслась от удара, распахнулась, отшвырнув обломки. Вошел кузнец — позади него стояли еще люди с топорами и вилами, с ослепительно яркими, как показалось Глаше, фонарями.
Увидев девушку, Егор бросился к ней, поднял с колен:
— Глаша, ты здесь? Ты ранена? Что случилось?.. — Но она только замотала головой, глотая слезы.
Когда он взял ее на руки и вынес из часовни, разрыдалась в голос.
Конечно, рысь не могла потягаться с волком в размере и силе — но не в скорости. Рыжая тень неотступно преследовала оборотня, шла буквально по пятам, перепрыгивая с дерева на дерево, впившись взглядом зеленых, фосфоресцирующих глаз во вздыбленный загривок. Несколько раз, подкараулив, удавалось на этот самый загривок спрыгнуть сверху, вцепиться когтями и зубами, точно на взбесившемся коне, проехаться верхом. Но сколь-нибудь серьезных ран оборотню причинить не получалось — скинув рысь, как кошку, со спины, он нападал сам, брызжа слюной, та едва успевала уворачиваться…
Феликс в этой погоне уже себя не помнил, для него в мире больше ничего не осталось, кроме боязни
