Нестерпимая обида захлестнула душу. И резко стало холодно...
– Катя, я...
Федор и сам не мог понять, как у него вылетело это имя – сейчас он не думал об Ольге и тем более не ассоциировал одну девушку с другой. Но у него была своя размеренная, привычная жизнь, и эта жизнь предательски вылезла на поверхность. Эту жизнь он не собирался менять так быстро, да и незачем было ее менять – никто не желал впускать его в свое сердце, и никто не собирался стучаться в его душу. Ну так что... все по-честному? Федор стиснул зубы и попытался отодвинуть в сторону вспыхнувшее чувство вины, но сделать этого не смог – что-то мешало, что-то скребло...
– Не надо ничего объяснять. Мне это не интересно! – выпалила Катя, развернулась и побежала на свою половину острова. Тук-тук-тук, тук-тук-тук – учащенно билось сердце, а в глазах уже блестели слезы...
Первая запись в дневнике (листок вырван, аккуратно сложен и спрятан на дно чемодана):
Вторая запись в дневнике – каждая строчка подчеркнута, а текст обведен почти ровным овалом:
Глава 15
– Доброе утро, Катенька! Я рад тебя видеть живой и здоровой!
Карл Антонович качнул лодку в неуклюжей попытке поцеловать наследницу в щеку. Катя увернулась и гневно сдвинула брови на переносице. Этого мгновения она ждала десять дней и десять ночей... О! Какую речь она заготовила для своего хитрого дядюшки – какую длинную, обвинительную, наполненную гневом речь!
– И я вас... тоже очень рада видеть, Карл Антонович, – процедила она и покосилась на Архипова, который, развалившись на скамейке, сдержанно ожидал, когда же закончится торжественная церемония встречи и сухощавый помощник капитана заведет мотор.
– Знаю, знаю, – усмехнулся Карл Антонович, – ты хочешь предъявить мне кучу претензий, и, веришь ли, я их с удовольствием выслушаю. – Он сощурился и побарабанил пальцами по бортику лодки. – И во многом ты будешь права... но истина так многогранна, так сложна...
– Не надо, – прошипела Катя, сверкая глазами. – Не надо говорить эту чушь! Мы с вами не договаривались, что я буду здесь жить практически в одних трусах, без еды!
– Если выразиться точнее, то мы не оговаривали этот вопрос, а, значит, правых и виноватых в данном случае быть не может. Ты не проявила предусмотрительности, а я этим воспользовался. Вот и все.
– Вот и все?!
– Да. Это в будущем тебя научит...
– Ах, да! Я совсем забыла, что вы взялись преподать мне суровую правду жизни! Кстати, семнадцать тысяч четыреста долларов из моих двадцати отдайте Федору Дмитриевичу – теперь они принадлежат ему. Он, знаете ли, тоже решил меня немного поучить...
Карл Антонович повернулся к Архипову. Тот развел руками и кивнул – да, мол, было дело.
– И не делайте вид, что вы всего этого не знаете, – фыркнула Катя. – Обманщики!
Заготовленная пламенная речь рассыпалась, точно сгоревшая бумажка. Эмоции бурлили, не позволяя собраться и высказать все спокойно и четко. Кате хотелось достать из чемодана кастрюлю, зачерпнуть морской воды и вылить ее на голову сначала графу Карлу Августу фон Пфлюгге, а потом и на голову Архипову. Но она сдерживалась изо всех сил. И сдержалась.
– Мы с вами договаривались, что на острове я буду жить одна. Понимаете – одна! И что же оказалось на деле? Вы подослали ко мне этого человека, – Катя ткнула пальцем в Федора, – и мне пришлось с ним делить личную территорию. О! Я знаю, почему вы так поступили! И хочу вам сказать – это был глупый ход!
Выпалив это, Катя резко отвернулась и, насупившись, стала смотреть на воду.
– Хм, – примирительно выдал Карл Антонович и, сдерживая улыбку, повернулся к противоположному борту.
– Чуть не забыла... – Катя наклонилась и достала из кармана чемодана похудевшую тетрадь. – Вы просили вести дневник... Можете почитать, когда время будет.
– Непременно почитаю. – По лицу графа скользнула улыбка. Он знал – ничего интересного, ничего настоящего там не найти, а правда... она записана на иных страницах – на страницах Катиной души. Но к ним, к сожалению, а может, и к счастью, доступа нет.
Последние дни испытания Катя провела на своей половине острова. С того самого момента, как Архипов назвал ее чужим именем, она с ним не виделась. Она убедила себя, что все хорошо и ничего не было: ни дождя, ни дня, проведенного в палатке, ни вечернего пира, ни прогулки по берегу, ни этого имени «Ольга». Ничего не было.
Ни-че-го не бы-ло.
А он никак и не напоминал о своем соседстве. Не появлялся, не разговаривал, не извинялся...
Дни проходили так, точно она была на острове одна, и только продукты, заботливо поделенные на несколько кучек, напоминали о том, что это не так. Архипова продукты...
А извинений хотелось. Даже можно сказать – хотелось очень. Голова частенько поворачивалась в сторону желтой полоски берега – не идет ли этот «женолюб», не хочет ли загладить свою... ну, не вину, конечно, но... не важно! Глупо, глупо, глупо!
Он не приходил, что вызывало раздражение, тоску или, наоборот, приступы нездорового веселья.
Но к концу испытания душевные метания разгладились, и этим утром Катя проснулась совершенно спокойная и счастливая. Домой, сегодня она поедет ДОМОЙ, если, конечно, дядюшка-граф не передумал.
Все волнения тут же показались ерундой. Она смогла, выдержала – вот что самое главное! Да, последние дни не надо было думать, как поймать обезьяну и отобрать у нее банан, но все равно – ей пришлось нелегко, и через несколько минут она ступит на палубу красавицы-яхты с гордо поднятой головой. Она ни разу, ни разу не подумала о том, что можно взять в руки сигнальный пистолет и выстрелить ракетой в воздух. Она боролась с голодом, москитами и даже с гордостью, но не сдавалась.
И вот теперь – она возвращается. Возвращается победителем, а не проигравшей, и какая разница, у кого что на уме – ей до этого нет никакого дела.
Катя скользнула равнодушным взглядом по ноге Архипова и, обернувшись, посмотрела в сторону удаляющегося берега.
– Остров, прощай, – прошептала она. – Прощай.
Глава 16
