захлебнувшись рвотой, и её пришлось срочно перевести в операционную, где медики старались очистить дыхательные пути женщины, не порвав свои перчатки. Хотя ремни, удерживающие её на кровати, были покрыты с внутренней стороны гладким пластиком, они вызывали дополнительное кровотечение и боль. Ткани кровеносной системы теперь тоже распадались, и жидкость из бутылок, подвешенных на стойке, попадая в кровеносные сосуды, тут же вытекала из тела, причём теперь она была смертоноснее самых страшных ядов. Медики боялись даже прикоснуться к пациентке при всей герметичности их защитных костюмов. Моуди заметил, что они принесли пластиковое ведро с раствором йода и один из них у него на глазах окунул в него свои перчатки, стряхнул, но не вытер насухо. Таким образом, если понадобится прикоснуться к умирающей женщине, на перчатках останется химический барьер от патогенов, которые могут брызнуть с её тела. Такие предосторожности были излишними — перчатки специально сделаны из толстого и прочного пластика, — но он не мог винить людей за дополнительные меры. Когда пробил час, пришла новая смена, и прежняя покинула палаты. Один из медиков оглянулся по пути к выходу и молча обратился к Аллаху, умоляя его, чтобы к тому времени, когда придёт его час снова заступать на смену, женщины больше здесь не было. За дверями палаты иранский армейский врач, тоже в герметичном пластиковом костюме, поведёт санитаров этой смены в дезинфекционное помещение, где костюмы, прежде чем снять, обрызгивают химическим раствором, затем дезинфекции подвергнутся тела санитаров, а костюмы тем временем будут превращены в пепел в газовой печи. Моуди не сомневался, что каждая процедура будет соблюдаться с максимальной тщательностью — нет, санитары постараются превзойти все требования, и даже после этого страх не покинет их в течение многих дней.
Если бы у него в руках сейчас было оружие, Моуди, пожалуй, наплевал бы на все последствия и воспользовался бы им. Несколько часов назад введение воздуха в вену могло бы подарить этой женщине смерть, подарив смертельную эмболию, но теперь распад её кровеносной системы зашёл так далеко, что он не был уверен в действии этой меры. Мучения женщины объяснялись её выносливостью. Несмотря на то что сестра Жанна-Батиста была такой маленькой и сухонькой, сорок лет неустанной работы с утра до вечера сохранили ей отличное здоровье. Организм, так долго поддерживаемый её мужественным духом, отказывался сдаваться и сейчас, несмотря на всю бесполезность борьбы.
— Перестаньте, Моуди, вы ведь знаете, как бессмысленно все это, — услышал он голос директора проекта за спиной.
— Что вы имеете в виду? — не оборачиваясь спросил врач.
— Разве ситуация изменилась бы, находись она в африканской больнице? Разве её лечили бы там по- другому, не принимали бы тех же мер, чтобы не дать ей умереть? Переливание крови, внутривенное введение питательных растворов и всё остальное было бы точно таким же. Эйтаназия[44] противоречит её религиозным принципам. Да и вообще мы ухаживаем за нею здесь даже лучше, — справедливо напомнил он, хотя голос его оставался холодным. Он повернулся, чтобы проверить полученные результаты. — Пять литров. Великолепно.
— Мы можем уже начать…
— Нет, — решительно покачал головой директор. — Когда у неё остановится сердце, мы отсосём всю кровь, ещё оставшуюся в теле, удалим печень, почки и селезёнку, и только тогда начнётся наша настоящая работа.
— Кто-то должен хотя бы помолиться за её душу.
— Вы и помолитесь, Моуди. Вы — превосходный врач и ревностно ухаживаете даже за неверными. Вам надо гордиться этим. Если бы у вас был хоть малейший шанс спасти её, вы сделали бы это, я знаю. И вы знаете это. Более того, и она знает об этом.
— То, что мы готовим, причинит страдания…
— Неверным, Моуди, — напомнил ему директор. — Тем, кто ненавидит нашу страну и нашу веру, кто плюёт на слова Пророка. Я даже согласен с тем, что добродетель этой женщины исключительна. Аллах будет милостив к ней. Не вы выбрали её судьбу. И не я. — Директор знал, как необходимо дальнейшее участие Моуди в проекте. Молодой врач — блестящий специалист, даже слишком. Что касается себя, директору оставалось только поблагодарить Аллаха, что он позволил ему провести последние десять лет в лабораториях; в противном случае и он мог бы поддаться такой же человеческой слабости.
Бадрейн настоял на своём. На этот раз вылетят три генерала. Будет занято каждое кресло, а в одном из них разместятся двое маленьких детей, пристёгнутых ремнём безопасности. Теперь они понимали необходимость таких мер. У них не было другого выхода.
Бадрейн все объяснил им, показал на башню управления полётами, откуда за вылетом каждого самолёта наблюдали авиадиспетчеры. Теперь они не могут не знать, что происходит. Их арест не принесёт никакой пользы, поскольку тогда тревогу поднимут семьи, а если арестовать и семьи, неладное заподозрят соседи, не правда ли?
Да, пожалуй, согласились генералы.
Просто пришлите в следующий раз большой авиалайнер, хотел он сказать Тегерану, но нет, кто-то обязательно запротестует, если не здесь, то там. У него не оставалось иного выбора, как ждать. Ждать и сдерживать растущее беспокойство. Может быть, алкоголь снял бы напряжение, но Бадрейн отказался от этой мысли. Иногда он разрешал себе выпить, проведя столько лет в Ливане. Подобное в Ливане, как и в Бахрейне, раньше нарушалось, как будут, наверно, и впредь нарушаться строгие законы ислама. Там он подобно всем не отказывал себе в этом западном грехе. Но только не теперь. Сейчас Бадрейн стоял на пороге смерти и потому, грешник ли он или нет, но оставался мусульманином и встретит смерть, как подобает правоверному. Так что он пил кофе, глядя в окно и сидя у телефона, и убеждал себя, что руки у него дрожат только от кофеина.
— Вы Джексон? — спросил Тони Бретано. Утро он провёл с исполняющими обязанности начальников штабов и командующими. Теперь пришла очередь тех, кто приводят в действие механизм Пентагона.
— Да, сэр, я представляю J-3. То есть я начальник вашего оперативного управления, — ответил Робби, опускаясь в кресло. На этот раз у него в руках не было пачки документов и ему не приходилось никуда спешить.
— Насколько плохим вы считаете наше положение?
— Видите ли, сэр, наши вооружённые силы растянуты по всему миру. В нашем распоряжении все ещё есть две авианосные боевые группы в Индийском океане, ведущие наблюдение за Индией и Шри-Ланкой. Мы перебрасываем два батальона лёгкой пехоты на Марианские острова, чтобы восстановить контроль за ними и следить за выводом японских войск. Это главным образом политический манёвр, там вряд ли может что-нибудь произойти. Наши воздушные силы, выдвинутые вперёд, отозваны на базы на континенте для технического обслуживания. Этот этап операции против Японии прошёл успешно.
— Значит, вы считаете необходимым настаивать на том, чтобы ускорить производство истребителей- бомбардировщиков F-22 и возобновить выпуск бомбардировщиков Б-2? Таково мнение ВВС.
— Мы только что сумели доказать, что «стелс» — чертовски действенный бомбардировщик, резко увеличивающий мощь наших ВВС, господин министр. Нам понадобится как можно больше таких бомбардировщиков.
— Согласен. А как относительно остальных силовых структур?
— У нас слишком мало сил, чтобы выполнить все взятые обязательства. Если нам, например, придётся принять участие в боевых действиях в Кувейте, как это произошло в девяносто первом, мы вряд ли справимся с этим. Мы в буквальном смысле не способны больше на демонстрацию нашей мощи. Вы знаете, в чём заключаются мои обязанности, сэр. Я должен разрабатывать планы, как осуществлять то, что от нас требуется. Так вот, операция против Японии потребовала от нас всего, на что мы способны, и…
— Микки Мур отлично отзывался о плане, который вы разработали и осуществили, — заметил министр обороны.
— Очень любезно со стороны генерала Мура. Да, сэр, на этот раз мы победили, однако нам пришлось задействовать все, что у нас нашлось, и американские вооружённые силы не должны вступать в схватку с противником при подобной ситуации, господин министр. Наша задача заключается в том, чтобы вражеские солдаты обращались в паническое бегство в тот момент, когда первый американский рядовой сходит на землю с транспортного самолёта. Да, я могу придумать что-нибудь в случае необходимости, но мои обязанности заключаются не в этом. Рано или поздно я допущу ошибку или это сделает кто-нибудь другой, и
