жизни оказалась одна.
— Бедняжка.
Она опять опустила голову и обхватила руками кружку, грея руки.
— Не сомневаюсь, что такое продолжалось недолго, — произнес Блейз.
Сорель опять подняла глаза и заметила насмешку в уголках его рта.
— Я завела друзей. Ты все еще злишься.
Было видно, как он заставляет себя расслабиться. Взъерошив волосы, он ответил:
— Ничего не могу с собой поделать. К тому же у тебя сейчас скверная полоса. Ты даже не можешь дать сдачи.
— Не собираюсь давать сдачи.
Он скривился в усмешке.
— Значит, ты изменилась. В детстве, хотя я и старше тебя, ты всегда старалась расквитаться, даже если была не права.
— Я уже не ребенок.
— Далеко не ребенок. — Ощущение товарищества, испытываемое ими всего несколько минут назад, сменилось напряженностью. Сорель без надобности мешала ложечкой в кружке. Блейз спросил: — У тебя с Крегом серьезно?
Сорель испуганно вскинула глаза и внимательно посмотрела на него.
— Пока не знаю… — Хотелось бы ей самой знать! — А у тебя с Чери серьезно?
— Да, — лаконично и твердо ответил Блейз.
Ей показалось, что он ударил ее. На минуту ей нечем стало дышать, было такое чувство, что дыхание остановилось. Она опять обхватила руками кружку, но не решилась поднести ко рту, боялась, что задрожат руки. Когда Сорель обрела власть над голосом, то сказала:
— Ну что ж, очень мило.
— Мило? — Блейз вскинул брови.
— Конечно. — Ну зачем, зачем она спросила про Чери?! — Мило, что ты нашел ту, которая тебе нравится.
Он поерзал на стуле, взглянул на нее и почему-то заявил:
— Я не делал ей предложения.
— Но ты думаешь сделать? — Он не отвечал, и Сорель постаралась улыбнуться. — Не тяни с этим. Ей может надоесть ждать.
— Значит, советуешь? — В тишине его голос показался раскатом грома.
Она пожала плечами.
— Я уверена, тебе не нужны ничьи советы. А я не специалист.
Его губы скривила ехидная улыбка.
— Нет. Сама поимела свадьбу, которой стыдишься.
Сорель пропустила его слова мимо ушей.
— Чери не бросит тебя у алтаря. Она без ума от тебя.
Неожиданно он нахмурился.
— Почему ты так уверена?
— У меня есть глаза.
— Есть. — Его собственные глаза искали ее. — Ты когда-нибудь жалела о том, что сделала?
— Иногда, — призналась она. — Я оторвала себя от всего и от всех, что оказалось очень больно, но я должна была идти своим путем, стоять на собственных ногах. Впервые в жизни.
— Сорель, тебя никогда не считали слабым человеком.
— Не знаю. Меня всегда лелеяли, оберегали. Говорили, что делать. Мне нужно было уйти от родителей… от тебя, чтобы почувствовать себя человеком. Хотела бы я объяснить тебе.
— Попробуй.
— Я пробовала. Ты ничего не хотел знать.
— Теперь хочу.
Она развела руками.
— То, что мы с тобой чувствовали друг к другу, оказалось недостаточно для того, чтобы пожениться.
— Почему? Мы знали друг друга всю жизнь, для меня — вполне достаточный фундамент.
— А как же любовь?
Он опять нахмурился и почти яростно взмахнул рукой.
— Ты знаешь, что я тебя любил. Я любил тебя всю жизнь.
— Как сестру!
У него заблестели глаза.
— Не совсем. Я всегда понимал, что ты мне не сестра. Сначала ты была забавной топтушкой, на которую все умилялись, потом ты стала отвечать людям улыбкой, хихиканьем — как ожившая игрушка, потом вызывала умиление и смущение у моих приятелей. Когда во мне взыграли подростковые гормоны, ты еще не подросла, чтобы заинтересовать меня, но в один прекрасный момент ты незаметно превратилась в потрясающую длинноногую красавицу, и я предупредил приятелей, чтобы держались от тебя подальше.
— Нашу свадьбу спланировали родители.
— И что здесь страшного? К тому же ты преувеличиваешь. Они не начинали действовать, пока мы не объявили о своей помолвке.
— Они нас изо всех сил поощряли.
— Они считали, что мы — отличная пара. Но если бы ты сказала, что не хочешь, никто не тащил бы тебя за волосы. Никто не заставлял бы.
— Я понимаю, но все выглядело так… так предсказуемо. Все знали, что кончится тем, что мы поженимся.
— Кроме тебя.
Сорель помотала головой.
— Я тоже знала. Пока не дошло до дела…
— И тебя охватила паника.
— Я… я хотела большего.
— Большего? Чего? — Он откинулся, сцепив руки. — Больше романа? Рыцаря, который унес бы тебя на белом коне? Ты сказала, что была слишком молода — признаю, я этого не учел. Я сам пребывал в состоянии любви и считал твои колебания химерой.
— Тебя когда-то уже отвергла девушка, — предположила Сорель, вспомнив, что мать что-то такое говорила про девушку в университете. Сердце заболело.
— Не обольщайся, я недолго носился с разбитым сердцем, — заверил он. — Опыт — необходимая часть взросления, вот и все; я быстро восстановился. Но ты — у тебя до сих пор остались подростковые цели и желания, ты жаждешь романа. Тебя кто-то должен осыпать розами и стоять перед тобой на коленях. Не правда ли, ты и теперь не изменилась?
— Я совсем не то имела в виду! — воскликнула Сорель в отчаянии, что он не понимает. — Я просто не хотела, чтобы в браке не было… страсти.
Он помолчал, потом отозвался:
— По-моему, я рассеял твое заблуждение.
Она натянуто выдавила:
— Я имею в виду не секс. И я не ждала рыцаря на белом коне и букеты роз. Может, я была молода, но не полная тупица… только вот дала делу зайти слишком далеко, до самой свадьбы… В любом случае, — голос у нее упал, — у тебя есть Чери… наверное, не первая с тех пор…
— Не первая, — подтвердил он. — Но видимо, последняя.
— Ну что ж… — Сорель поднесла к губам кружку, та оказалась пуста, и Сорель поставила ее на стол. — Надеюсь, она будет такой женой, какую ты хотел бы иметь. Но… тебе не приходит в голову, что она ждет от тебя больше того, что ты ей даешь?
