и плыл над нами горький дым
минувшего числа.
Ах, не добился ничего
пострел от строгой мэдхен,
а жизнь закончил кочево -
исчезнув в облаках,
и завершился б их роман
словцом, понятно, метким -
да вот… надолго задремал
крючок в ночных руках.
1
На дешёвой такой, на бездарной такой оперетте
побывав и сочтя это всё бесконечно чужим,
потянулась к чему-нибудь – к яду, к петле, к сигарете,
к чашке кофе, к перу – сорокавосьмилетняя жизнь.
Не желает, не хочет, не может и не долженствует,
а тем паче не сеет, не пашет и даже не жнёт,
и её не заставишь – тяжёлую, полуживую -
натянуть на себя ничего из того, что ей жмёт.
Только кутает голову в тёплое, рифмы бормочет -
ни к чему не ведущие рифмы (но как хороши!) -
и на это хотя бы уж не отдаёт полномочий,
устремив в неприятелей все свои карандаши.
Телефон отключила и, тем распростившись со всеми,
загнала себя в угол и не покидает угла -
и не видит системы в своей кровеносной системе,
и порядка – в порядке вещей, и немножечко зла.
Как дела – да никак не дела, огрызается тихо,
и потом огрызается громко, а как – умолчу…
И, готовая вспыхнуть, хохочет большая шутиха,
не влияя практически на небольшую свечу.
2
Сорокавосьмилетняя жизнь – это время такое…
это место такое – почти уже взорванный дзот.
Не звоните и не навещайте, оставьте в покое:
мы потом ещё встретимся… если уж не повезёт!
Потому как в преддверии боя, в преддверии дыма
тела нет, а душа так и так ничего не должна:
все долги прощены и забыты, Земля нелюдима -
и уж если нехватка чего, то короткого сна.
Это время такое… и место, и дело такое -
сорокавосьмилетняя жизнь: перепутье и проч.
Впрочем, всё перепутано раньше твоей же рукою -
и помочь бы распутать… да ты ведь не просишь помочь.
Это дело такое, такое уж гиблое дело -
бой с собой под условным названием «бой за себя».
И толпа твоих недругов вдруг до того поредела,
что труба уморилась скликать их, скрипя и сипя.
Это дело такое и место, и время, и бремя,
а плечом поведёшь – будто нет на плече ничего:
лишь осенняя бабочка, астры лохматые брея,
на плечо опускается вдруг – или нет, на чело.
3
Сорокавосьмилетняя жизнь – мастерица скрываться
под зонтом, под плащом, под навесом, под сенью дерев,
под крылом, псевдонимом, смеющейся маской паяца
или вот – темноты под покровом, вконец озверев.
Потому что она опасается пуще напасти
всяких обществ и сборищ – особенно по вечерам,
и одна только мысль у неё: на глаза не попасться,
пробираясь тайком по проулкам и задним дворам -
никого не приветствуя, будто ни с кем не знакома,
просочиться тонюсенькой струйкой прозрачной воды
через толщу эпохи – невидимо и насекомо,
не оставив следов… даже так: заметая следы.
Нас тут, дескать, не числилось в списках, нас тут не имелось -
не встречалось на улицах, не находилось в домах,
вообще не рождалось: такая вот, значит, немилость
плодородной природы – при полных-то при закромах!
И – бочком да бочком, в направленьи к пространству,
в котором
три-четыре стены, да замок, да глухой шпингалет -
и где, если огня не зажечь, то по спущенным шторам
ни за что не понять, есть хозяин внутри или нет.
4
Сорокавосьмилетняя жизнь пишет, но не читает,
хоть обложена грудами книг – куда только ни глянь.
Сорокавосьмилетняя жизнь – просвещённый китаец,
разобравший и снова собравший весь мир – в инь и янь.
А опять разобрать – не по возрасту и не по силам…
да и, вроде, эпоха не та и порядки не те!
Сорокавосьмилетняя жизнь – переливчатый символ,
в белизне заблудившийся собственной и в черноте.
Ей из знаков, пожалуй, милее всего запятая -
как бы и остановка, а всё же пока не конец,
хоть и некуда двигаться дальше, в сомненьях плутая,
хоть и послан гонец… да едва ли вернётся гонец!
Кто ж теперь возвращается, экие все вы смешные -
на любом повороте грохочет обвал за спиной,
да и в маленьком прошлом одни лишь обвалы сплошные,
и пустые просторы, и ветер гуляет шальной.
Но ведёт запятая – пути за собой заметая, -
а куда уж ведёт, разберёмся, когда добредём -
под бумажным зонтом, ненадёжным зонтом из Китая,
под бумажным дождём, ненадёжным бумажным дождём…
5
Сорокавосьмилетняя жизнь обожает тот берег,
ту неделю, тот мир – вообще просто… то-что-вдали.
Сорокавосьмилетняя жизнь не выносит истерик,
