— Да, это новое, усм?хнулась она:- это я то же изъ Петербурга вывезла; тутъ вся ихъ и мудрость! Смотри, отойди лучше, того и гляди обругаетъ да еще ударитъ.
Леонъ засм?ялся.
— Да ты не шути этимъ… Я еще и не тому тамъ, въ Петербург?, выучилась… Ты можетъ-быть думаешь, что ты свободное существо, а ты просто физико-химическая машина. Что? Небось языкъ хочешь мн? высунуть? Какъ же не такъ. Это вонъ электричество изъ той тучи под?йствовало на твой мозгъ, и онъ передалъ языко-глоточному нерву….
— Инна, что у тебя за порывы? Это меня безпокоитъ, право.
— Ничего, мн? давно такъ хорошо не было…. Ты думаешь, я вру? Это не ты думаешь, это фосфоръ въ твоемъ мозгу отд?ляетъ мысль. Что за безобразіе! вскрикнула она, толкнувъ фантомъ.
Тотъ закачался, тяжело стукнулся на комодъ, н?сколько кусочковъ свалилось на подъ.
— Зач?мъ же ломать? В?дь это, я думаю, дорого?
— Два семейства ц?лый годъ сыты будутъ этою дрянью. Н?тъ, слушай Леня: въ самомъ д?л?, ?сть, пить, рости, дряхл?ть, разсыпаться, тутъ и все?
— Да будетъ теб?….
— Н?тъ, это трусость, это остатки глупыхъ надеждъ. Ст
— Вотъ я и кинулся! Пока ты тутъ съ книгами, да съ этою дрянью возилась, я перебывалъ и въ раскольничьихъ скитахъ, и въ цыганскихъ таборахъ, корчемничалъ, у контрабандистовъ на Прут? годъ прожилъ. Что жь ты думаешь, есть въ этомъ хоть капля поэзіи? Сволочь!
— Н?тъ, Леня, люди правы! Съ нами имъ житья не было бы. Вспомни ты, кто въ вашей семь? кончилъ путнымъ? То энергія безъ удержу, точно нефть горитъ въ жилахъ то апатія до самоубійства, или до сумашествія….
— Не кощунствуй, см?ясь говорилъ Леонъ:- ты и меня въ отчаяніе приведешь.
— О, о! Я еще тебя твоимъ любимымъ вареньемъ угощу. Она достала банку и, откупоривая, шутливо продекламировала ему: 'о, ваша жизнь, гд? сладко лишь варенье', 'Гд? вечеромъ опасно такъ ходить'. Ну, а теперь гд? жь ты живешь? 'Птичка Божія не знаетъ'…
— Н?тъ, я почти ос?длымъ сталъ.
— По какому виду? Или ты ихъ самъ выдаешь?
— Мало ли насъ безвидныхъ-то! Вс?хъ не переловишь; кто поумн?й и самъ не попадается.
Они стали говорить такъ тихо, что въ комнат? стало слышно какъ шелестилъ в?теръ въ темной листв? сада и тамъ, гд?-то въ глуши, перекликались сычи.
VI. Заказъ
Невесело глядитъ у?здный городишка южной полосы, — особенно подальше отъ центра его, гд? на двухъ, трехъ улицахъ, да на грязной площади сбились присутственныя м?ста, давки, дв? церкви, а иногда и одна, и каменные дома зажиточныхъ обывателей. Ч?мъ ближе къ черт? города, т?мъ крив?й и т?сн?й становятся улицы; въ дождливую погоду немощеный черноземъ растворяется въ жидкое м?сиво съ заплывшими колеями возовъ. Раздолье ц?лымъ стадамъ свиней, которыя публично занимаются своими д?лами; хаты покривились, крыши почерн?ли, людей не видишь. Если невзначай въ?дешь въ предм?стье, такъ и не узнаешь что городъ. Гремитъ столичная печать противъ татарщины и л?ни провинціаловъ, поучаетъ ихъ д?ятельности, мощенію мостовыхъ, осв?щенію газомъ, посыпанію тротуаровъ пескомъ и разнымъ хорошимъ вещамъ. Сидятъ провинціалы по темнымъ угламъ, охотятся по праздникамъ на дикихъ утокъ въ черт? роднаго города, въ темныя ночи пробуютъ относительную плотность лбовъ и столбовъ, изр?дка утонетъ какой-нибудь пьяница въ невылазной грязи. И н?тъ имъ д?ла до столичной печати, что такъ краснор?чиво сулитъ журавля въ неб?.
По одному изъ переулковъ, выходившихъ на живописную природную набережную узенькой р?чонки, пробиралась старуха, тяжело шлепая по липкой грязи развалившимися башмаками. Крехтя наклонилась она къ земл?, подняла чурку и морщинистое лицо просіяло. Она положила находку въ фартукъ, юркнула, сгорбившись, въ калитку и вошла въ небольшую комнату, перегороженную еще пополамъ. Молодой парень прилежно строгалъ доску у единственнаго окна и загораживалъ св?тъ. Старуха завозилась въ печк?, шаря по холодному полу. Парень взглянулъ на нее, тряхнулъ подстриженными въ скобку волосами и еще проворн?е заработалъ фуганкомъ.
— Что жь, матушка? не выгораетъ? спросилъ онъ немного погодя, словно нехотя.
— Эко горе, эко горе, зашамшила старуха;- всю улицу изб?гала…. Просила ужь хоть двугривеннаго всего на два дня до получки. Ни у кого н?тъ. Арсениха вчера и курицу свою на базаръ снесла….
— Ну не б?да, пока есть лебеда, похлебнемъ и ее, молодцовато сострилъ парень.
— То-то не б?да! Изморилась я на тебя глядючи; шутка-ль другая нед?ля, все квасъ да квасъ! Какая тутъ работа на умъ пойдетъ?…
Парень сильно пустилъ фуганокъ, вырвалъ длинную стружку, бросилъ ее на подъ и с?лъ за столъ подгорюнившись. Худощавый овалъ лица его съ темными глазами носилъ отпечатокъ той думы, которую сплошь и рядомъ встр?чаешь у рабочаго люда. Чуялась въ этомъ взгляд? живая русская сметка, туманился онъ слегка д?йствительнымъ горемъ, нуждой безысходною; да и не безъ гордости глянулъ бы онъ въ глаза вамъ, готовясь отпустить м?ткое словцо, не то на вашъ счетъ, не то въ пику осиленной судьб?. Онъ засучилъ рукава засаленной ситцевой рубахи, утеръ капли пота на лбу, перетянутомъ ремешкомъ, и принялся хлебать приготовленную матерью тюрю съ лукомъ и квасомъ. Старуха покачивала головой, да приговаривала вполголоса.
— Да полножь, матушка! былобъ о чемъ! дастъ Богъ поправимся… Вотъ братишка подростетъ, изъ ученья выйдетъ, вм?ст? захозяйничаемъ; знамо, одному не сподручно….
— Охъ, дитятко! Глядико-сь выйдетъ ли еще твой Алешка-то…. Заколотитъ его этотъ людо?дъ, прости Господи….
— Этого нынче не велятъ….
— Не велятъ, да бьютъ, родимый….
— Н?тъ, нынче строже стало, а безъ этого нельзя. Меня небось не заколотилъ….
— То-то ты и жирный такой!
— Ну, что объ этомъ толковать! Откроемъ тогда по маленьку свое заведеніе. И теб? матушка помощница будетъ…. Право, заживемъ….
— Гд?жь ты ее возьмешь-то? говорила старуха внезапно весел?я и лукаво поглядывая на сына.
Тотъ молчалъ, глядя въ чашку.
— Нынче нев?сты-то больно сп?сивы стали, продолжала старуха:- разв? на сел? какую возьмешь.
— Мало ихъ что ли! возразилъ сынъ съ легкимъ отт?нкомъ досады въ голос?:- вонъ хоть Аленку взять, опять же можно и другую.
— Какую жь такую другую-то?
— Да ч?мъ же теб? Аленка-то не люба? говорилъ парень, наклоняясь къ краюх?.
— Люди говорятъ, не пойдетъ она на тебя, Аленка-то, трунила старуха.
— Говорятъ, гд? наварятъ, а у насъ съ тобой вонъ какое варево-то!
Видно было, что мать и сынъ совершенно понимали другъ друга; это было своего рода кокетство, заигрыванье.
Подъ окномъ застучали колеса и легкая коляска, пробираясь въ колеяхъ, остановилась у калитки.
— Эва! Неужто къ намъ? удивлялась старуха.
— Эва! Какую ворону занесло! ухмыльнулся сынъ.
Вошелъ Бронскій. Хозяева переглянулись и поклонились.
— На силу, братъ Григорій, нашелъ тебя, заговорилъ графъ, опускаясь на давку. — Хл?бъ да соль!
— Нешто вы меня знаете, баринъ?
