въ революцію; тамъ былъ Коля, сразу принявшійся за разрушеніе троновъ; тамъ, наконецъ, накопилась мелюзга, тля, въ сравненіи съ которою эти д?ти казались гигантами…. Я осталась одна, на своей призрачной высот?, изломанная, искал?ченная, безъ всякой охоты къ жизни, безъ всякой в?ры въ будущность.
'И въ самомъ д?л?, что мн? остается? Писать о Россіи въ
'Я устала въ этой путаниц? гадостей, низостей, встр?чавшихся на каждомъ шагу. Я шла бодро, пока впереди мелькало что-то неясное, но радужное, переливчатое, какъ марево нашихъ родныхъ степей; вихрь, охватившій ихъ въ посл?днее время, разогналъ миражъ; за нимъ бурлитъ безсмысленное, вздутое, свир?пое море, грозящее всеобщимъ потопомъ…. Я сижу, какъ подстр?ленная чайка на берегу, и голоса моего не слыхать за общимъ воемъ….
'Хот?лось бы ясн?е высказаться, да не хватаетъ духу. Вы вс? теперь такъ настроены, что даже братъ способенъ возненавид?ть сестру, если узнаетъ противъ чего и за что она шла. Если ты понялъ меня, успокойся на томъ, что чувства ваши вполн? разд?ляетъ любящая тебя И-а.
'Р. S. Перечитавъ мое посланіе, я нахожу, что это какая-то импровизація безъ всякой посл?довательности: т?мъ больше правды; посылаю, чтобы не передумать. Не показывай…'
III. Толки
— Дальше зачеркнуто, сказалъ Авениръ, откладывая письмо на столъ и, желая скрыть свои ощущенія, торопливо наклонился къ своей тарелк?.
— И хорошо, перебила Анна Михайловна, наливъ майору вишневки. — Что за чепуха! Ничего не поймешь…. Какъ была голова безшабашная, такъ и осталась!
Юленька, сид?вшая съ краю стола, подняла голову, грустно погляд?ла на мать и снова потупилась.
— Много зачеркнуто? вм?шался Владиміръ Ивановичъ.
Обычный тонъ Анны Михайловны покоробилъ его, какъ визгъ грифеля по аспидной доск?.
Авениръ потянулся къ нему съ письмомъ. Русановъ взялъ его л?вою рукой и поднесъ къ правому глазу. Майоръ съ улыбкою сл?дилъ за этимъ, какъ онъ выражался,
— Дальше, сказала Юленька вполголоса (съ н?которыхъ поръ она стала очень тихо говорить, и въ дом? ея почти не слыхать).
— Дальше не дописано, отв?тилъ Русановъ, — внизу адресъ ея въ Лондон?.
— Чудное д?ло, заговорилъ вдругъ майоръ, выколачивая погасшую трубку:- я вотъ тоже не совс?мъ возьму въ толкъ, про что это она пишетъ, а какъ-то оно…. того…. за сердце хватаетъ!… Марши такіе похоронные бываютъ.
— Н?тъ, она не вынесетъ этого состоянія, перебилъ Авениръ, обращаясь къ Русанову, и тому показалось, что все лицо говорившаго преобразилось: никогда еще не было оно такъ симпатично. — Это не такая натура! это у ней временно: или она пойдетъ дальше или умретъ…. она не будетъ оставаться въ этомъ…. въ этой…. объективности, что ли? жалко дяденьки н?тъ, а то интересно было бъ послушать, что онъ скажетъ.
— Ничего не скажетъ, зам?тила Юленька:- съ т?хъ поръ, какъ его ув?домили, что Коля въ острог?, онъ и говорить боится….
— А хандра прошла? спросилъ Русановъ.
— Прошла. В?дь это у него тоже временно бываетъ.
— А я думаю, что она съ ума сойдетъ, начала было Анна Михайловна, задумалась и прибавила:- Будетъ объ этомъ, право! Только тоска одна! Хоть бы она скор?е ?хала сюда, что ли!
Молодежь переглянулась съ улыбкой. Даже Русановъ помирился съ Анной Михайловной за эту фразу, въ которой природная доброта, Богъ в?сть, изъ какого уголка ея нравственнаго міра, прорвалась сквозь ц?лый хаосъ всякой всячины. Онъ воспользовался какимъ-то хозяйственнымъ разговоромъ между стариками и вышелъ въ гостиную. Скоро къ нему присоединились Авениръ и Юленька.
— Поняли, гд? она могла меня вид?ть? прямо спросилъ ихъ Русановъ.
— Брату я недавно сказала, отв?тила Юленька;- я и сама не знала, что это будетъ отъ васъ такъ близко.
— Кто Богу не гр?шенъ, царю не виноватъ, проговорилъ Авениръ. — Вся ея вина въ томъ, что она была посл?довательн?е насъ вс?хъ; она свои сумазбродства довела до посл?дняго конца…. Вотъ хоть бы я…. когда опомнился? когда зат?ями-то въ конецъ раззорилъ им?ніе…. Теперь по?зжай въ степь, да принимайся попросту за косулю; и то еще врядъ ли поправимся! Все потеряно, кром? чести, насильно улыбнулся онъ.
Юленька побл?дн?ла такъ зам?тно, что Русановъ посп?шилъ пожать ей руку и проститься.
— Ну, ужь мамзель, говорилъ майоръ, вы?зжая съ племянникомъ изъ воротъ и направляя б?говыя дрожки къ Нечуй-В?тру:- и туда и сюда виляетъ, и изъ воды суха выходитъ…. Н?тъ, въ старину, такихъ не бывало, или мы ужь, Богъ милостивъ, на нихъ не натыкались… И в?дь вся семья почитай такая безпутная, а лежитъ къ нимъ мое сердце, да и полно…. Русская удаль въ нихъ отзывается….
Русановъ гляд?лъ въ сторону; въ темной перспектив? ночи, по всей степи, покуда глазъ хватитъ, гор?ли огоньки, малъ-мала-меньше, мигая чуть видными точками…. Это крестьяне жгли въ копнахъ обмолоченную гречаную солому.
— Да ты не слушаешь, Володя? сказалъ майоръ, обернувшись назадъ отъ вожжей.
— Какже, слышу! встрепенулся тотъ: — на что жь это ее истребляютъ?
— Солому-то? А куда жь ее беречь? Ты смотришь, что она рослая, да красивая, а ты спроси, на что она годится? Скотъ ее не ?стъ, для топки мала.
Русановъ опустилъ голову; странная параллель развертывалась передъ нимъ: 'еслибы тою сильною натурой да ум?ли воспользоваться,' думалось ему.
— Ну, опять пошелъ задумываться! О чемъ еще? заговорилъ майоръ.
— Да все о томъ же.
— Это чтобы хуторъ-то продать?
— Что жь мн? д?лать, дяденька, не могу съ собой совладать! просто постыли мн? эти м?ста. Легче, кажется, не видать ихъ…. у?демте въ Москву.
— Да по мн? что жь? Я старикъ; мн? в?къ-то доживать, гд? хочешь, все едино.
— Ну такъ по рукамъ! М?сяца на два я куда-нибудь у?ду, поразс?юсь…. а тамъ и заживемъ по старому.
— Ну такъ дакъ такъ! пор?шилъ майоръ, и всю дорогу перебиралъ сос?дей, кому бы повыгодн?й
