Белоснежка и семь апостолов

Слава, может быть. Причастность к тайному, избранность. Типа: все вокруг — рабы матрицы, а мы тут все в белом, Нео и Тринити.

Тут Андрей замотал головой и хлопнул ладонью по столу:

— Все так, все так, — Снова этот прожигающий взгляд мне в лоб. — Я по первости думал точь-в-точь как ты только что изложил. Но. Но. Вот мы здесь сколько сидим? Минут пятнадцать? — Он щелкнул по циферблату часов (старый «Восток» в позолоченном корпусе). — И вот за эти пятнадцать минут непринужденной беседы мы уже сложили вполне упорядоченную картинку. Выяснили, что в людях спят маги, что просыпаются они при определенных обстоятельствах. Каждый из нас выложил свою историю. Далее мы закономерно приходим к мысли, что, раз мы смогли проснуться, значит, и остальные могут. Вопрос только в этих самых, будь они неладны, обстоятельствах. Далее мы предполагаем, что мы смогли бы организовать, будь у нас возможность будить в других скрытый дар. Так?

— Ну так. Только одна поправка — говори за себя. Я до сегодняшнего дня себе вообще голову этим не забивал.

— А-а, ври больше, — махнул он рукой. — Так вот, пятнадцать минут болтовни — и мы уже начинаем фантазировать на тему: а что было бы, если бы. А они, циркачи эти, проводят вместе круглые сутки. Под одной крышей, как подводники. Они не могут не говорить об этом. И у них, в отличие от нас, восемь историй обращения и восемь талантов. Плюс ежедневная практика.

Слово «восемь» меня скребануло прямо по диафрагме. Не девять, не шесть, не пятнадцать… Сделалось душно. Или это Андреевыми стараниями кондиционеры перегорели?.. Еще минуты три — и все, пора сворачивать лавочку. Просигналю-ка Дэну, чтоб подстраховал. Я тихо полез в карман, вынул мобильник и стал набирать под столом эсэмэску.

— С таким объемом фактического материала, — продолжал Андрей, не замечая моего смятения, — эти циркачи, будь они даже сплошь тупые тинейджеры (а они не такие) — так вот, рано или поздно они разложили бы все по полочкам и докопались до истины. И они это сделали, чует мое сердце. А. Они наверняка экспериментировали. Бэ. Они наверняка получили результат. Вэ. Они наверняка поняли механизм. И перед ними наверняка встал выбор: сохранить статус-кво или вмешаться.

Я отвлекся от телефона и вставил:

— Здравый смысл подсказал бы первое. Зачем плодить конкурентов?

— А если не конкурентов? А если единомышленников?

— Единомышленников? В чем? Какая такая идея может объединить эту толпу экстрасенсов?!

— Создание касты избранных — тех, кто в недалеком будущем станет рулить миром.

— Опять бредом попахивает.

— Вся эта ситуация смердит шизофренией с самого начала! — Он опять грохнул ладонью по столу, да так, что на миг в баре воцарился вакуум. — Кто-то боится КГБ, кто-то — жидо-масонов, кто-то — инопланетян, но существующий миропорядок прикончит — помяни мое слово! — горстка клоунов, наших же детей и наших же братьев и сестер.

— Мировое господство? Для восьмерых клоунов это слишком.

— А если есть и другие цирки? Или там кружки по интересам, рок-группы, факультативные психологические курсы, секты… Да что угодно! Где они это раздают каждому пришедшему, как кришнаиты — свои печеньки?

— Ты хочешь в одиночку их остановить?

— Нет, — невесело усмехнулся он, — наверное, поздно. Не остановить… образумить. Я один из них, хочу я того или нет. Человек-электрочайник. Я должен быть с ними.

Мой палец замер на клавише мобильника, не успев подтвердить выбранный номер.

— Так-то вот, — вздохнул Андрей и уронил взгляд в пустой стакан.

Пока я молчал, подыскивая слова для ответа, мобильный зазвонил у него. Андрей взглянул на экран телефона и сразу нахмурился:

— Слушаю.

Трубка забурчала что-то сердитое, а он время от времени только кивал и поддакивал. Наконец он сунул телефон в карман и решительно встал из-за стола.

— Сейчас мне и вправду пора идти. М-да… — Он неловко покачал стакан. — Ты это, знаешь… запиши мой номер. На всякий. Вдруг захочется поговорить.

Я выпустил эсэмэску в эфир и молча выбрал в меню «контакты» — «добавить» — «Андрей Гаврилович». Он продиктовал номер и попрощался, пожав мне руку. Накинул куртку и не оглядываясь направился к двери и вышел. Лишь только дверь захлопнулась за ним, свет в баре загорелся в полную силу. Это было как кадр из фильма — герой уходит навсегда, дверь закрывается. Звонить я не стану. А номер — номер сотру.

«Смешанные чувства» — тоже не метафора. Я только что нахлебался страха вперемешку с радостью и недоумением. Дало в голову не хуже коньяка.

Я сидел, бессмысленно пялясь на экран сотового, пока телефон не забился у меня в ладони, как пойманный зверек. Звонил Дэн.

— Да.

— Что там у тебя?

— Да так… перепаниковал. Уже все в порядке, отбой тревоги.

— Хрен тебе, а не отбой тревоги. Чип и Дейл уже спешат на помощь. Мне нужна гарантия, что ты до меня доберешься. Отмазки не принимаются.

— Хорошо. Жду.

— Часовой и Тимоха будут у тебя минут через двадцать, сиди смирно.

— Сижу.

Я нажал «отбой», и на экране снова высветился номер Андрея. «Сохранить?» — «Да», «Нет». И тут нахлынуло. Как тогда, в ночь охоты. Только на сей раз это ощущение не подкралось с края сознания внезапно, а как бы оформилось, вызрело. Нет, не объяснить словами… оно стало почти… почти подконтрольно. Мысли сделались вязкими, и среди них высверкнуло ослепительным разрядом — не то ветвь, не то щупальце — нечто, что проткнуло время и вытащило из будущего картину: бледная рука соскальзывает с измятой брючины; я смотрю только на эту руку. Пальцы вздрагивают, расправляются веером, замирают. На запястье — часы. Позолота облезла с латунного корпуса. «Восток». Рука падает на пол ладонью вверх. Я поднимаю взгляд и вижу Андрея, полулежащего у стены, в глазах — ужас, дыхание частое, но становится все реже. Я стою над ним. За его спиной — бледно-серые обои в листьях плюща.

Картинка съеживается и на кончике сверкающего щупальца ныряет обратно. В будущее, где ей и место.

«Да или нет?» — вопрошал телефон. Да или нет.

Обои с плющом, с грязной каймой в нескольких сантиметрах от плинтуса (след наводнения, устроенного соседями сверху) поклеены на кухне квартиры, которую я снял после того, как мои артисты разъехались. Это моя кухня. И в ней человеку, которого я знаю полчаса, суждено окончить свою жизнь.

По позвонкам заструился пот.

Сохранить номер? Да или нет?

Сейчас у меня есть выбор, но будет ли он потом?..

Да, сохранить.

Кузнецов

— Войдите!

Пришел Коренев. Я сгреб бумаги на угол стола и встал ему навстречу.

Дверь приоткрылась, и в проем просунулась его потешная физиономия. У меня улыбка непроизвольно появляется всякий раз, как я вижу его рыльце.

— Входи давай. Порадуешь чем?