Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

И зимою и летом       остается оно таким.
Год проходит, и снова       видит дерево снег иль иней.
Разве кто-нибудь скажет,       что не знает оно времен?
Мне наскучило слушать       каждый день здесь мирские речи.
Отыскать себе друга       я приду в столицу Линьцзы.[535]
Там, в Цзися, как я слышал,       много тех, кто книги толкует.
Эти люди помогут       разрешить сомненья мои.
Я собрал свои вещи,       даже день отъезда назначил,
Даже перед разлукой       попрощался уже с семьей.
Но я все же колеблюсь,       не успев уйти за ворота.
В дом вернусь и присяду       и еще подумаю раз.
Нет, мне вовсе не страшно       то, что путь окажется долгим.
А одно только страшно, —       что обманут люди меня.
Вдруг да в нашей беседе       не сойдется их мысль с моею,
И навек я останусь       лишь посмешищем для других…
Все что сердце тревожит,       трудно выразить мне словами.
Чтоб с тобой поделиться,       написал я эти стихи.

* * *

Посадил я однажды       у Янцзы на прибрежье туты.
Думал — минет три года,       и дождусь урожая листьев.
Но когда на деревьях       начала разрастаться зелень,
Вдруг беда их постигла —       перемены в горах и реках.
Ветром сбило с них листья,       изломало голые ветви,
А стволы их и корни       все уплыли в седое море…
Шелкопрядов весенних       накормить уже больше нечем,
И у зимнего платья       не осталось теперь надежды…[536]
Я, сажая деревья,       сам не выбрал повыше место.
Что же пользы сегодня       от моих сожалений горьких?

Переселяюсь

* * *

И прежде хотел я       жить в этой Южной деревне,
И не потому, что       гаданьем ей выпал знак:
Здесь, слышал я, много       людей с простыми сердцами.
В их обществе радость       считать вечера и дни.
В мечтах о деревне       прождал я все-таки годы,
Покамест сегодня       я не поселился в ней…
А хижине бедной       к чему большие пространства?
Достаточно, если       прикроет она постель.
Важней, чтоб соседи       почаще ко мне ходили
И мы в разговорах       судили б о старине,
И чудным твореньем       мы вместе бы восторгались,
Неясные мысли       друг другу толкуя в нем.

* * *

Весною и осенью       много погожих дней.
На гору мы всходим       и там слагаем стихи.
Минуем ворота —       хозяин к себе зовет.
Вино поспевает —       и тут же его мы пьем.
В полях поработав,       расходимся по домам.
Домой воротившись,       мы думаем о друзьях.
А вспомнив о друге,       спешим накинуть халат:
В беседах и в смехе       мы не замечаем часов.
Жизнь в этих занятьях       не лучше ль всякой иной?
Не вспыхнет желанье,       покинув ее, уйти.
Одежда и пища       к тому же требуют средств.
На пахоте труд мой       меня не введет в обман!

Гуляя с друзьями под кипарисами могил семьи Чжоу

До чего же сегодня       ясно небо и светел день.
Чистый голос свирелей       и напевные звуки струн.
Опечален теми,       кто под сенью могильной спит,
Разве можем при этом       уходить от веселья мы?
И свободная песня       здесь творится из новых слов.
И вино зелено?е       здесь рождает на лицах смех.
Ничего я не знаю       о заботах, что завтра ждут,
И уже моим чувствам       до конца отдаюсь теперь.

Читая «Шаньхайцзин»[537] — книгу гор и морей

Лето в начале,        растут деревья и травы.
Дом окружая,        сплелись тенистые ветви.
Птицы слетелись       и радуются уюту.
С ними я тоже       свою полюбил лачугу.
Поле вспахал я       и все, что нужно, посеял.
Время настало       уже читать мои книги…
Нищ переулок       вдали от колей глубоких,
Только заедет       коляска близкого друга.
Чарку приятно       весенним вином наполнить,
Овощи с грядок       собрать в моем огороде…
Дождь моросящий       с востока сюда приходит,
Ласковый ветер       в пути его провожает.
Я пробегаю       «Историю Чжоу-вана».[538]