А поспеет, и сразу       сам себе его наливаю. Сын мой, маленький мальчик,       здесь же, рядом со мной, играет. Он мне что-то лепечет,       а сказать еще не умеет. И во всем этом вместе       есть, по правде, такая радость, Что уже я невольно       о роскошной забыл булавке…[520] И в далекие дали       провожая белые тучи, Я в раздумьях о древнем;       о, раздумья мои глубоки! * * * Теплотою и влагой       три весенние срока славны,[521] И чиста и прохладна       та, что белой зовется, осень. Когда росы застынут       и кочующих туч не станет, Когда небо высоко       и бодрящий воздух прозрачен, Как причудливо-странны       воздымаются ввысь вершины, Стоит только вглядеться, —       удивительно, неповторимо! Хризантемой душистой       просветляется темень леса. Хвоей сосен зеленой,       словно шапкой, накрыты горы. Размышляю об этом       целомудренном и прекрасном, Чья открытая доблесть       и под инеем нерушима, И за винною чарой       об отшельнике древнем думы: Будет тысячелетье,       как твоих мы держимся правил. Но пока в моей жизни       неразвернутые стремленья… Чувства, чувства такие       в «добрый месяц» меня тревожат.[522] В ответ на стихи Чайсанского Лю[523] И бедно живу,       и мало с миром общаюсь. Не помню порой,       сменилось ли время года. Пустынный мой двор       покрыт опавшей листвою. Я, с грустью взглянув,       узнал, что осень настала. Подсолнечник вновь       расцвел у северных окон. Колосья уже       созрели на южном поле. Мне как же теперь       не радоваться на это: Уверен ли я,       что будущий год наступит? Жену я зову,       детей мы берем с собою И в добрый к нам день       гулять далеко уходим. Отвечаю цаньцзюню[524] Пану

Когда Пан служил цаньцзюнем у Вэйского цзюня[525] и был послан из Цзянлина в столицу, он, проезжая через Сюньян, подарил мне стихи.

1 За дверью из грубо       сколоченных досок И цинь у меня,       и для чтения книги. Стихи я пою,       я играю на цине, Что главною стало       моею утехой. А разве лишен       я других наслаждений? Еще моя радость       и в уединенье: Я утром с зарей       огород поливаю,[526] А к ночи ложусь       под соломенной кровлей. 2 Что мнится иному       сокровищем дивным, Порою для нас       вовсе не драгоценность. И если мы с кем-то       не равных стремлений, Способны ли с ним       быть мы родственно-близки? Я в жизни искал       задушевного друга И правда же встретил       того, кто мне дорог. И сердце приветно       сливается с сердцем, Уже и домами       соседствуем тоже. 3 Теперь я скажу       о тебе, кто мне дорог, Кто любит добро       и усердия полон. Вино у меня       превосходное было, Но только с тобою       в нем радость вкушал я. За ним говорились       приятные речи, За ним сочинялись       и новые строки. Бывало, лишь день       я тебя не увижу,— Как мог в этот день       о тебе я не думать! 4 Хоть истинный друг       никогда не наскучит, А все ж наступило       нам время расстаться. Тебя проводив       от ворот на дорогу, Я чарку пригубил       без всякой охоты. О, нас разлучившая       служба в Цзянлине! О, скрытые далью       на западе тучи! И вот человек       уезжает далёко… Разумную речь       от кого я услышу? 5 В тот раз, когда я       распростился с тобою, Весенние иволги       только запели. Сегодня, когда       мы встречаемся снова, Снег мокрыми хлопьями       падает с неба. Всесильный дафань[527]       дал тебе повеленье На должность сановную       ехать в столицу. Ты разве забыл       тишины безмятежность?
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату