отменять. Он объединит все партии». Кленкарти стал указывать на опасности, связанные с нарушением законного престолонаследия и с введением политики узурпации, но не смог убедить Александра.
«Легитимизм» всегда раздражал русского императора. Самое это слово оскорбляло его как какая- нибудь неучтивость или недостаток уважения к его короне. Со времени посещения им Парижа, где Людовик XVIII, по его словам, обращался с ним как с «выскочкой» и не счел нужным предложить ему «синюю ленту»; со времени неудавшейся попытки устроить брак между великой княжной и герцогом Беррийским, брак, впрочем, почти невозможный, так как оба двора не хотели, да и не могли сделать никакой уступки в вопросах религии; со времени переговоров в Вене, где Талейран беспрестанно надоедал ему своими «принципами», — самолюбие Александра в этом пункте более чем когда-либо совпадало с его интересами. Впрочем, он тогда говорил тем же языком, что и в 1804 году, когда замышлял свой грандиозный план перестройки Европы под русской супрематией. В 1814 году он довел это дело до конца, и теперь предстояло его завершить. «Во Франции, — говорил Александр, — конституция непременно должна быть монархической… Кабинеты столкуются между собой относительно лица или династии, которых можно привлечь к управлению Францией. Если это будет Бурбон, то они решат, какой именно… Они решат также, какого образа действий следует от него потребовать и какие условия он должен подписать…»[14] Этим и объясняются проявленное Александром в 1814 году желание посадить на престол Бернадотта, его антипатия к Людовику XVIII, превратившаяся во вражду, а также проявленная им в 1815 году благосклонность к Луи-Филиппу и его многозначительная попытка с помощью плебисцита возвратить Франции трехцветное знамя. Ясно, что восстановленный таким образом король был бы обязан ему решительно всем и уже не смел бы, подобно Людовику XVIII, обращаться с преемником Екатерины со всем высокомерием династии Капетингов. Король Франции при таких условиях значил бы даже меньше, чем прусский король. Дата его прихода к власти по воле большинства считалась бы с 1815 года, и весь монархический престиж перешел бы от протеже к покровителю, от Парижа к Петербургу, где царствовал бы новый Карл Великий.
В результате, 12 мая появилась декларация, возвещавшая, что согласие французской нации на возвращение престола Бонапарту будет признано равносильным объявлению войны. Европа ни в каком случае не заключит мира с Бонапартом, но союзники готовы «уважать свободу Франции во всем, в чем она не будет расходиться с их собственной безопасностью-и с общим спокойствием Европы».
Мюрат разделил участь своего господина. 28 марта союзники решили открыть против него военные действия. 12 апреля Австрия объявила ему войну, а 29 апреля подписала договор о союзе с Фердинандом IV.
Итальянские дела. С этого момента реставрация Бурбонов-в королевстве Обеих Сицилии стала совершившимся фактом, признанным восемью державами (ст. 104 Заключительного акта).
Разрешение этой проблемы облегчило решение всех других вопросов, относящихся к Италии. Было постановлено предоставить Парму в пожизненное владение Марии-Луизе австрийской, супруге Наполеона. По ее смерти Парма должна была перейти к Марии-Луизе испанской, бывшей королеве Этрурии, и к ее детям; а пока эта принцесса получала Лукку, которая затем должна была быть возвращена Тоскане. Тоскана переходила в наследственное владение эрцгерцога Фердинанда австрийского, а Модена — эрцгерцога Франца д'Эсте (ст. 98—102 Заключительного акта). Папа получал обратно легатства Равенну, Болонью и Феррару, кроме части Феррарской области, расположенной на левом берегу реки По (ст. 103). Сардинский король получал Геную, и право наследования, вопреки притязаниям Австрии и согласно желанию Франции, обеспечивалось за Савойско-Кариньянской ветвью (ст. 85 и 86). И, наконец, Австрия, которая благодаря брачным связям господствовала над Апеннинским полуостровом, получала Ломбардию, Тироль, всю территорию бывшей Венецианской республики, Вальтелину, Триест, Далмацию и Иллирию (ст. 93, 94, 95 Заключительного акта).
Германские дела. Германские дела заняли целый ряд заседаний. Все те, кто мечтал и стремился превратить Германию в великое государство, кто в 1813 году взялся за оружие для освобождения своего отечества, кто был свидетелем могущества нации тогда, когда она была единой, и кто желал ей величия и роли, соответствующих ее действительной силе, — все они стремились к восстановлению Германской империи в форме национальной федерации. Штейн взял на себя перед лицом Александра роль убежденного защитника этой партии. 5 ноября 1814 года он писал царю: «Согласно принципам справедливости и либерализма союзных держав, Германия должна пользоваться политическими и гражданскими свободами, власть государей должна быть ограничена, злоупотребления власти должны прекратиться, а древнее дворянство, славное своими воинскими подвигами, своим влиянием в советах, первенствующим положением в церкви, не должно быть отдано во власть капризов деспотов, руководимых якобинской и злобной бюрократией; права всех должны быть точно определены и обеспечены., а Германия должна перестать быть обширным вместилищем угнетателей и угнетенных». Среди немецких государей не было ни одного, в интересы которого входило бы осуществление этих пожеланий. Все владетельные князья хотели быть у себя государями и повелителями, распоряжаться своими подданными по своему усмотрению и не встречать никакой помехи (ни внутри, ни извне) в пользовании своей верховной властью. Мысль о создании могучей империи оскорбляла и пугала, за исключением одного, всех немецких государей, видевших в ней умаление своей верховной власти. Единственный, кто мог ожидать выигрыша, был прусский король. Но поскольку сам он не должен был сделаться императором, он не хотел ничьей империи. Австрия, которая не смела, да и не могла желать германской императорской власти для самой себя, тем менее хотела, чтобы она досталась Пруссии. Мечта о Германской империи потерпела такое же крушение, как и мысль о даровании немецкой нации общего публичного права.
Соседние державы, Россия и в особенности Франция, не могли не испытывать опасения при мысли об объединенной, сконцентрированной и сложившейся в империю немецкой нации. В их интересах было, так сказать, нейтрализовать Германию, проявившую себя в 1813 и 1814 годах такой грозной силой. Но достигнуть этой нейтрализации наиболее действенным способом можно было, использовав противоречия, имевшие место внутри самой же Германии. Партикуляризм германских государств и населяющих их жителей, несогласия между Севером и Югом, соперничество крупных государств между собой и всех мелких с крупными, конфликты между подданными и правителями, а также объединение всех правителей в целях удержания своих подданных в состоянии повиновения и несогласия — словом, все эти моменты давали возможность ослабить одних с помощью других и противопоставить все единичные силы объединяющей силе целого. Цель эта и была достигнута созданием Германского союза, который был благодеянием для европейского мира и для спокойствия соседей Германии, но глубоко разочаровал немецких патриотов.
Тридцать четыре владетельных государя и четыре вольных города Германии, признанные равноправными, составили союз «для внутренней и внешней охраны безопасности Германии, независимости и неприкосновенности вступивших в союз государств». Союзному сейму, который состоял из дипломатов, представлявших отдельные государства, и в котором председательствовала Австрия, поручено было заведывание делами Союза. В случае объявления войны Союзу ни один из его отдельных членов не имел права вступать в переговоры о неприятелем. Союзные государства не должны были заключать никаких договоров, противоречащих безопасности Союза; но с этой оговоркой они могли входить в союзы с другими государствами. В случае конфликта между собой они должны были прибегать к посредничеству союзного сейма. Если это посредничество не приводило к удачному результату, должен был вступать в действие верховный суд, приговоры которого не подлежат апелляции. В общих чертах это было осуществлением плана вечного мира, предложенного аббатом Сен-Пьером {Aim 8 июня 1815 года, заключенный между союзными германскими государствами; ст. 53–63 Заключительного акта).
Остатки бывшего Рейнского Пфальца, часть области между Рейном и Мозелем, были отданы Баварии. Майнц был предоставлен Гессен-Дармштадту и обращен в федеральную крепость; такова же была участь города Люксембурга, отданного вместе с великим герцогством (на правах личной унии) нидерландскому королю. Ганновер был объявлен королевством, находившимся во власти английского короля (ст. 16–52 и 67–68 Заключительного акта).
Нидерланды, Швейцария. Королевство Нидерландское, образованное из Бельгии и Голландии, было отдано принцу Оранскому-Нассау (ст. 65–56 Заключительного акта).
