действительно, я предпочел бы иметь возможность почаще применять свои, скажем так, физические навыки.
Карпов удовлетворенно кивнул:
– Понимаю. Нет ничего приятнее, чем грамотно грохнуть врага.
– Вот именно, – с воодушевлением подхватил Халл. – Взять хотя бы недавний приказ об уничтожении этого Джейсона Борна. Я бы, наверное, все отдал, чтобы оказаться тем, кто схватит его и влепит ему пулю между глаз!
Мохнатые брови Карпова поднялись на лоб.
– Вы говорите так, словно выполнение этого приказа является для вас самой сокровенной мечтой. Не забывайте: эмоции заслоняют трезвый расчет.
– Да пошло оно все! – рявкнул Халл. – Голова Борна – вот что мне нужно больше всего на свете!
Некоторое время Карпов молча размышлял, а потом сказал:
– Похоже, я вас недооценивал, мой добрый друг мистер Халл. Оказывается, вы – настоящий воин, а я этого не замечал. – Он дружелюбно похлопал американца по спине. – Как вы смотрите на то, чтобы обменяться боевыми воспоминаниями за бутылочкой водки?
– Полагаю, в этом нет ничего невозможного, – ответил Халл, провожая взглядом фургон Энергетической компании Рейкьявика, который, благополучно пройдя проверку, покатил внутрь здания отеля.
Степан Спалко, одетый в униформу Энергетической компании Рейкьявика, был неузнаваем: контактные линзы изменили цвет его глаз, а накладка из мягкого латекса сделала его нос толстым и безобразным. Приказав водителю ждать, он выбрался из фургона. В одной руке он держал пюпитр в виде дощечки с зажимом, удерживающим фальшивый наряд на проведение работ, в другой – железный ящик с инструментами. Затем он углубился в недра подземного лабиринта, раскинувшегося в чреве гостиницы. Спалко шел уверенно. В его мозгу, словно трехмерная компьютерная модель, парила схема отеля, поэтому он ориентировался в хитросплетении коридоров лучше, чем некоторые сотрудники, проработавшие здесь по многу лет.
Ему понадобилось двенадцать минут, чтобы добраться до той части здания, где завтра соберутся участники саммита, причем за это время Спалко четырежды останавливали сотрудники служб безопасности – несмотря на то что к отвороту его куртки была приколота бирка с названием компании, должности и вымышленным именем.
Достигнув лестницы, Спалко спустился еще на три уровня и там был снова остановлен бдительной стражей. Он находился уже довольно близко к термоотопительному узлу, поэтому его присутствие здесь должно было выглядеть вполне оправданным, однако в связи с тем, что совсем рядом располагалась и подстанция системы автономной вентиляции, один из охранников настоял на том, чтобы пойти вместе с ним.
Спалко остановился возле распределительного электрощита и открыл его. Пристальный взгляд охранника он ощущал на себе, как чужие пальцы на своем горле.
– Долго вы здесь уже обретаетесь? – спросил он охранника по-исландски и открыл свой ящик с инструментами.
– А вы, случаем, по-русски не говорите? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Вообще-то – да. – Спалко стал копаться в ящике. – Вы тут, наверное, уже недели две?
– Три, – буркнул охранник.
– Ну и как, удалось ли вам за это время познакомиться с моей прекрасной Исландией? – Наконец Спалко среди всякой никчемной ерунды, которой был набит его ящик, отыскал то, что ему было нужно, и зажал этот предмет в кулаке.
Русский помотал головой, дав Спалко повод приступить к ознакомительной краеведческой лекции, которая имелась у него в запасе.
– Что ж, в таком случае позвольте мне немного просветить вас. Исландия представляет собой остров площадью в 103 тысячи квадратных километров, расположенный на высоте 500 метров над уровнем моря. Высшей точкой Исландии является пик Hvannadalshnukur, высота которого составляет 2119 метров. Более 11 процентов всей территории острова занимают ледники, включая самый большой в Европе – Vatnajokull. Страной управляет альтинг – исландский парламент, депутаты которого избираются каждые четыре…
Спалко умолк, поскольку русский, устав слушать эту тягомотину, которую Спалко к тому же излагал занудным, монотонным голосом, повернулся к нему спиной и отошел. Спалко тут же принялся за дело. Взяв маленький диск, который держал в кулаке, он прикрепил его к двум парам проводов – так, чтобы крохотные контакты, имевшиеся на нем, плотно вошли в каждый из них сквозь изоляцию.
– У меня тут все готово! – крикнул он охраннику, захлопнув крышку распределительного щита.
– Куда теперь? – спросил тот. Было видно, что ему отчаянно хочется, чтобы эта бодяга закончилась как можно скорее. – На геотермальную подстанцию?
– Нет, – ответил Спалко, – мне сначала нужно отчитаться перед шефом и получить у него инструкции. – На прощание он помахал охраннику, но тот уже уходил.
Спалко вернулся к фургону, забрался внутрь и сел рядом с водителем. Они подождали, пока к ним не подойдет один из охранников.
– Ну что, ребята, как тут у вас дела? – осведомился он.
– Мы все закончили, – обаятельно улыбнулся Спалко, делая в фальшивом наряде какие-то бессмысленные пометки. Затем он посмотрел на часы. – Эх ты, а мы здесь задержались дольше, чем я рассчитывал! Спасибо за помощь, дружище!
– Не стоит благодарности, это моя работа.
Водитель завел двигатель, и фургон тронулся с места.
– Сматываемся поживее. Нас начнут искать ровно через тридцать минут.
Взятый в аренду реактивный самолет рассекал небо. Через час колеса его шасси должны встретиться с бетоном взлетно-посадочной полосы аэропорта Кефлавик. Через проход между сиденьями, слева от Борна, застыл Хан, глядя, как казалось, в никуда. Верхний свет был выключен, и горели лишь несколько светильников для чтения, отбрасывая небольшие островки тусклого света.
Борн сидел совершенно неподвижно. Ему хотелось закрыть лицо ладонями и зарыдать горькими слезами, оплакивая прошлые грехи, однако он не мог позволить себе ничего, что Хан истолковал бы как признак слабости. Перемирие, к которому им удалось прийти, было хрупким, словно яичная скорлупа, и любое неосторожное движение, жест или слово могли разрушить его.
В груди Борна бурлили противоречивые чувства, ему было трудно дышать. Физическая боль в его изломанном теле казалась пустяком по сравнению с душевными муками, от которых его сердце было готово разорваться. Борн сжал ручки кресла с такой силой, что его пальцы хрустнули. Он понимал, что должен взять себя в руки, но вместе с тем оставаться и дальше в неподвижности было выше его сил.
Он встал и, двигаясь словно лунатик, пересек проход между рядами кресел и сел рядом с Ханом. Молодой человек словно и не заметил этого. Если бы не его частое дыхание, можно было бы подумать, что он занят медитацией.
Сердце паровым молотом билось об искалеченные ребра Борна. Сделав над собой неимоверное усилие, он заговорил:
– Если ты – мой сын, я хочу знать это. Если ты действительно Джошуа, мне надо знать это!
– Иными словами, ты мне не веришь.
– Я хочу верить тебе, – ответил Борн, стараясь не обращать внимания на столь хорошо знакомые ему колючие нотки в голосе Хана. – Ты должен понять меня.
– Когда речь идет о тебе, я вообще перестаю понимать что-либо. – Хан повернулся к Борну, на его лице читалась ярость. – Ты что, вообще не помнишь меня?
– Джошуа было всего шесть – совсем ребенок. – Борн почувствовал, что в его груди вновь поднимается ураган эмоций, и стал задыхаться. – А потом, несколько лет назад у меня случилась амнезия.
– Амнезия? – Это признание изумило Хана.
Борн поведал ему обо всем, что с ним произошло, и завершил свой рассказ словами:
– Вот почему о своей жизни в качестве Джейсона Борна до этого момента я помню очень мало, а о жизни Дэвида Вебба – практически вообще ничего. Лишь время от времени какой-нибудь запах или звук голоса вырывает из глубин памяти маленький кусочек, вот и все. А остальное, похоже, навсегда потеряно
