– Мне нужны номера рейсов и места назначения трех последних самолетов, поднявшихся в воздух до закрытия аэропорта, – сказал он директору.
Смит посмотрел на показания часов, запечатлевшиеся на видеозаписи, потом повернулся к другому экрану, на котором появилось расписание вылетов.
– «Свисс Эйр» 101, «Эр Франс» 612, американский 1710. Берия может находиться на борту любого из них.
– Дайте записи камер, наблюдавших за посадкой на эти рейсы, – отрывисто бросил Киров. – И списки пассажиров. – Директор выбежал из комнаты, и он повернулся к Смиту: – То, что Берия находится в одном из этих самолетов, возможно, но маловероятно. Скорее всего, он выбрался из аэропорта, но по-прежнему остается в городе.
Смит понимал, на что намекает генерал. Три самолета, перевозившие пассажиров общим числом более тысячи, направлялись в западные страны. Готов ли Смит устроить международный переполох, основываясь только на предположении о том, что на борту одного из них находится Берия?
– Что, если бы вы оказались на моем месте, генерал? – спросил он. – Что, если бы целью назначения был не Цюрих, Париж или Лондон, а Москва? Неужели вы не захотели бы выяснить наверняка, летит ли Берия тем или иным самолетом? Или удовлетворились бы надеждами?
Киров несколько секунд смотрел на него, потом потянулся к телефону.
Генерал даже не догадывался, насколько близок он был к истине: Берия действительно ушел из аэропорта и до сих пор находился в городе. Но собирался вскоре уехать.
Он покинул Шереметьево тем же путем, что попал туда, – на автобусе-экспрессе. Но этот автобус доставил его прямиком в Москву, на центральный автовокзал.
Войдя в холодное обветшавшее здание, Берия подошел к кассе и купил билет в один конец до Санкт- Петербурга. До отъезда оставалось двадцать минут, и он отправился в туалет, пахнувший мочой и моющими средствами, и плеснул водой себе в лицо. Выйдя оттуда, он взял в буфете тарелку жирных макарон и жадно съел их, запив стаканом чая. Подкрепившись, он присоединился к очереди пассажиров в зале отправления.
Он внимательно осмотрел окружавшие его лица. Здесь были в основном пожилые люди, путешествовавшие, как ему представлялось, со всем своим имуществом, упакованным в картонные коробки и перевязанные веревками мешки. Взгляд на этих людей напомнил Берии о тех временах, когда он еще мальчишкой бродил с колоннами беженцев от одной горящей деревни к другой. Ему доводилось ездить на грузовых платформах, прицепленных к тракторам, а когда машины ломались, он пересаживался в телеги, запряженные лошадьми. Когда лошадей забивали – либо сами беженцы на мясо, либо это делали по злобе вражеские солдаты, – он шагал километр за километром, день за днем, в бесплодных поисках покоя.
В толпе пассажиров Берия чувствовал себя уютно. Придавленные жизненными обстоятельствами, словно невидимые для «новых русских», они являли собой образец анонимности и безликости. Милиция не утруждала себя проверкой их документов; камеры не следили за их отъездом. И, что лучше всего, они держались замкнуто, не желая выслушивать жалобы спутников.
Берия пробрался в заднюю часть автобуса и уселся на длинное сиденье, занимавшее всю ширину салона. Устроившись в углу, он прислушался к звуку трансмиссии машины, пятившейся задом. Потом рокот двигателя несколько утих, за окном замелькали однообразные картины, и он наконец уснул.
Чтобы просмотреть кадры из посадочных рукавов, по которым шли пассажиры трех самолетов, направлявшихся в Западную Европу, Кирову и Смиту потребовалось двадцать минут.
– Я взял на заметку четверых, – сказал Смит.
Киров кивнул.
– Ни одного человека, обладающего несомненным сходством с Берией, – только лица, которые мы не в силах отчетливо разглядеть.
Смит посмотрел на часы, висевшие в командном пункте службы безопасности.
– Первый самолет, «Свисс Эйр» 101, прибудет в Цюрих через два часа.
– Пора звонить коллегам, – со вздохом произнес Киров.
Еще в «золотую эпоху» терроризма, в начале 80-х, были введены мероприятия по обезвреживанию не только угонщиков самолетов, вооруженных взрывчаткой, но и тех из них, кто вез с собой химическое или биологическое оружие. Киров связался с коллегами из швейцарской службы внутренней безопасности, французской «Дюксим» и английской «М 15». Как только представители трех агентств приготовились к беседе, Киров жестом подозвал Смита, который разговаривал с Натаниэлем Клейном по другому аппарату. Потом они подключили Клейна к общей линии, не сообщив остальным, что их слушает американец.
– Джентльмены, – заговорил Киров, – мы оказались перед лицом серьезной угрозы.
Он не стал излагать предысторию событий и рассказал собеседникам только то, что им было необходимо знать: с каждой упущенной минутой на подготовку оставалось все меньше времени.
– Вы утверждаете, что Берия мог оказаться на борту нашего самолета, хотя и не уверены в этом, – отозвался француз. – Чем вы можете подтвердить свои слова?
– К сожалению, ничем, – сказал Киров. – Но если в течение двух часов мне не удастся обнаружить его в России, нам придется исходить из предположения, что он летит одним из этих трех рейсов.
– Мне только что передали, что мы почти ничего не знаем об этом человеке, – вмешался англичанин. – У вас есть досье на него?
– Все имеющиеся у нас сведения разосланы вам по защищенным каналам электронной почты, – ответил Киров.
– Знает ли Берия, что вы проследили за ним до аэропорта? – спросил швейцарец. – Мог ли он заподозрить, что его собираются арестовать? Мы должны знать, с чем имеем дело; есть ли у Берии причины пустить в ход свое оружие, еще находясь в воздухе?
– Берия выступает в роли курьера, а не террориста, – объяснил Киров. – Его цель в том, чтобы доставить похищенное в «Биоаппарате» и получить деньги за свой труд. Он не фанатик и не самоубийца.
Трое европейцев принялись обсуждать, каким образом лучше всего отреагировать на грядущую опасность. Вариантов было немного, и их окончательное решение было нетрудно предугадать.
– Поскольку первый самолет приземлится на нашей территории, начинать операцию придется нам, – сказал швейцарец. – Мы будем действовать, как при угрозе террористического акта, и примем все необходимые меры. Если Берия летит в Цюрих, его постараются обезвредить всеми имеющимися у нас средствами. Мы располагаем оборудованием и специалистами, которые обеспечат изоляцию культуры оспы. – Он выдержал паузу. – Или, по крайней мере, ограничат зону заражения. Но если мы обнаружим, что Берии в самолете нет, мы сразу известим об этом остальных.
– Да уж, поторопитесь, старина, – заметил француз. – «Эр Франс» прибывает в Париж через семьдесят пять минут после приземления цюрихского рейса.
– Предлагаю организовать открытую линию для непрерывной передачи сведений, – вмешался англичанин. – Таким образом мы могли бы исключать один за другим варианты развития событий.
– Лондон, я хочу напомнить вам об одном обстоятельстве, – сказал Киров. – Самолет летит к вам, но это американская машина, и ею управляет американский экипаж. Я обязан известить посла Штатов.
– Не возражаю, если это не создаст для нас юридических сложностей, – ответил англичанин.
– Я уверен, американцы не станут чинить нам препятствий, – сказал Киров. – А теперь, если у вас нет других рекомендаций или замечаний, я предлагаю прервать беседу и начать подготовку к операции.
Ни рекомендаций, ни замечаний не было, и собеседники один за другим дали отбой, пока на линии не остался только Клейн.
– Ты собираешься домой, Джон? – спросил он.
– Позвольте высказать свои соображения, сэр.
– Слушаю тебя.
– Думаю, мне лучше остаться здесь, сэр. Если генерал обеспечит меня транспортом, я мог бы оказаться в воздушном пространстве Европы еще до того, как цюрихский самолет коснется земли. Выяснив, какая там обстановка, я мог бы приказать пилоту лететь в город, где собирается приземлиться очередной рейс. Таким образом, организовав передвижной наблюдательный пункт, я информировал бы вас в режиме реального времени.
