царь, а я ведь и сам женатый был, чуть было ребеночка не прижил!
— Да ну? — удивился Еремир. — И что?
— Попалась мне, государь, девка до того злая и языкастая, что хоть руки на себя накладывай. Язвительная — мочи нет, такую на кривой козе не объедешь. И думал я уже…
Вертодуб со стрелком переглянулись.
— Это у него надолго теперь, — встревоженно проговорил Андрей, — чего делать будем?
— Может, сказать, что в путь пора? — предложил Вертодуб, но стрелок покачал головой:
— Нехорошо как-то, невежливо — он все-таки с самим царем разговаривает!
— Тогда ничего не поделаешь, будем ждать, — пожал плечами Вертодуб.
— Будем, — кивнул стрелок и тут всполошился: — Слушай, а где малой-то наш?
— На кухне, знамо дело, — с неприязнью ответил Вертодуб и удивился: — А зачем тебе Баян?
— Нет, — усмехнулся Андрей, — я про Славяту нашего! Я еще давеча спросить хотел, — вы его куда дели?
— А, — мгновенно успокоился Вертодуб, — он-то так с непривычки умаялся, что уснул вчера прямо в царской светлице. Еще бы — он, поди, в жизни и версты не прошагал, все над своими книжками да бумажками просиживал. Еремир велел его не будить, прислужники паренька нашего в светлицу перенесли особую.
— Тогда пойдем будить.
— Пойдем.
Царевнину горенку долго искать не пришлось, изба Еремира хоть и была просторной, но всего на четыре светлицы, да и то одна без окон. Молодцы наугад отправились в первую из них. Почетного караула, который непременно выставлялся у опочивальни любой царственной особы, отчего-то не было. Светлица Зелинеги была крохотной и темной, свет почти не проникал через толстую занавесь на слюдяном окошке.
Славята, свернувшись под одеялом уютным клубком, спал как убитый. И в самом деле, для парня, который привык целыми днями скрипеть пером и разбирать чужие письмена, было нелегко пройти тот путь, который был тяжел даже для бывалых богатырей. Вчера и вовсе случился с ним конфуз: прямо перед самим царем ноги вдруг стали как ватные, в голове помутилось, и бедный Славята как стоял, так и повалился без чувств на холодный пол. Брызнули ему в лицо водой, да все без толку, сил у парня не было нисколько. Поэтому Звенигор просто осторожно поднял его на руки и отнес в светлицу царевны Зелинеги. Нельзя сказать, чтобы царевна была очень уж рада такому соседству, не к лицу, поди, молодой девице ночь коротать рядом с незнакомым витязем, но делать было нечего. Зелинега приказала уложить Славяту на свое ложе, укрыла его толстым одеялом, а сама кое-как устроилась на полу.
— Эй, Славята, — хлопнул Вертодуб по плечу спящего паренька, — подъем!
Славята с трудом разлепил глаза, взглянул на нависшего над ним богатыря и от страха чуть не упал с кровати.
— Вставай, — рассмеялся Вертодуб, — чего пугаешься?
— Доброе утро, — пробормотал Славята, мало-помалу припоминая, каким образом он здесь очутился, — а что, уже в дорогу пора?
— Почти, — кивнул стрелок, — позавтракаем только, и сразу в путь. Ой!
Андрей отпрыгнул в сторону, чтобы не наступить на царевну, которую сразу и не заметил. Зелинега спала неспокойно, металась из стороны в сторону, и даже приход трех добрых молодцев не смог нарушить ее сна.
— Ты что же, в ее опочивальне спал? — возмутился стрелок.
— Я… не помню, — признался Славята, с удивлением смотря на спящую царевну, — я даже не помню, как здесь оказался.
— А почему она на полу? — подступил Андрей к нему вплотную. — Сказывай!
— Не знаю я! — испуганно воскликнул парень, прижимаясь к стенке.
Стрелок уже хотел вытащить его из кровати и объяснить доходчиво, как надобно обходиться с царственными особами, но тут на помощь к Славяте пришел Вертодуб.
— Чего вы, мужики, как дети малые?
— А он в царевниной светлице спать удумал! — пожаловался Андрей, ревниво посматривая на Зелинегу.
— А тебе-то что?
— Негоже так…
— Негоже, что девка на полу лежит, — рассудительно молвил Вертодуб. — Это нам, мужикам, хоть на печи, хоть под деревом спать — все едино, а девицы, они хрупкие да неженные. Тем более царевны! Давайте-ка ее с пола подымем да на кровать уложим. Славята, кыш отсюда!
Славята мигом соскочил с постели и спрятался за спину Вертодуба, опасливо поглядывая на Андрея. Но стрелок уже и думать о нем забыл, жадно взирая на царевну.
— Я сам ее положу, — быстро сказал Андрей и, прежде чем кто-то успел возразить, метнулся к Зелинеге и подхватил ее на руки. Оказалась царевна невесомой, будто бы и вовсе не было ее под длинной рубахой, но стрелок чувствовал ее тепло, слышал, как размеренно бьется сердце. В какой-то момент он прижал ее к себе крепко-накрепко, потом вдруг испугался, как бы совсем не раздавить, и осторожно положил на кровать. Затем стрелок осторожно укрыл Зелинегу одеялом и вздохнул — до того была царевна хороша, что так бы стоял и смотрел хоть до завтрева!
Но жестокий Вертодуб не дал Андрею вдосталь налюбоваться прекрасной Зелинегой.
— Пойдем, — нетерпеливо позвал он, — дорога дальняя, еще с царем посоветоваться надо.
— Иду, — вздохнул стрелок, бросил последний взгляд на царевну и с сожалением вышел из ее опочивальни.
Царь Еремир стоял посреди горницы и выслушивал донесение от Звенигора. А тот уже успел обежать весь остров и докладывал царю, что все воины в сборе и готовы по первому приказу отправиться в бой.
— Это хорошо, — покивал Еремир, — это очень даже хорошо. Ты поди пока, дружок, погуляй чуток, а мы тут с ребятушками потолкуем маленько.
— Слушаюсь, государь, — поклонился Звенигор и вышел из горницы.
Несколько минут царь молча смотрел на вошедших молодцев, словно бы обдумывая что-то. Наконец он проговорил:
— Ну что, ребятушки, вот все и готово. Воины мои, все как есть, под копье встали, теперь дело за вами. Ступайте да разведайте, что да как, а нас на закате поджидайте. Только вишь, какое дело: армия моя в бой хоть сейчас идти готова, а только без нужного знака и с места не сдвинется. Вы, сынки, вот что сделайте…
С этими словами Еремир достал из-за пазухи крохотную птичку, вроде бы ласточку, да только белую как снег.
— Это Белка.
Андрей изумился:
— Почему белка?!
— Потому что ласточка, — с неменьшим удивлением ответствовал царь, — а что?
— Ласточка, — кивнул стрелок, — только отчего же она белка-то?
— Так Белка и есть, — хмыкнул царь, — белая потому что.
— Я вижу, что белая! — взвыл Андрей. — Я не понимаю, почему ты, государь, говоришь, что это белка!
— Не понять мне тебя, сынок, — покачал головой Еремир, — Я ж тебе тол кую: это не белка, а ласточка. А то, что она Белка, — так это потому, что не черная…
Тут стрелок запутался окончательно и с ужасом уставился на бедную ласточку, которая сидела на руке у царя и весело поглядывала на окружающих темными своими глазенками.
— Давай-ка ее сюда, государь, — кивнул Витомысл. — Я вроде бы со зверями и птицами всегда ладил, а черная ли она, белая — это все едино.
— Держи, — улыбнулся царь и протянул молодцу руку.
