должно быть, Сеньку шлепнут, хоть и мародерства стопроцентного не было, однако ж поскольку среди женщин открыл пальбу да конягу без их согласия угнал, то таковое дело совсем не к лицу народному мстителю…»
Вскоре после полудня к Ковпаку пришли два партизана — наводчик с забинтованной головой и минометчик с перевязанной рукой, висящей на черной косынке. Несколько дней тому назад они вели бой на заставе. Теперь оба просились к командиру соединения.
— Так… Шо привело вас сюды, хлопцы? — спросил Ковпак, догадываясь о причине прихода раненых партизан. — Выкладывайте, яка необходимость возникла?!
Минометчик, как заранее договорились партизаны, должен был первым завести разговор, но почему- то оробел, стал извиняться за беспокойство, наконец вымолвил, что пришли они «по случаю взятия старшиной коня на хуторе».
— А цэй вопрос вже решен, — ответил Ковпак, словно ничего не произошло. — Жинки получили себе коня назад, и повестка дня исчерпана!
— Почему ж исчерпана, товарищ командир соединения? — заговорил партизан-наводчик. — На заставе, можно сказать, кровь льется, а если старшина постарался поскорее доставить нам снаряды, так его за это, выходит, того?! Ведь задержись он хоть чуток — нам на заставе была бы хана! Где ж тогда справедливость?!
На сей раз Сидор Артемович не выдержал:
— З якого цэ времени партизаны стали брать пример у фашистов?! Я спрашиваю вас!
Задрожали стены в хате. Партизаны опустили головы.
— Вот я спрашиваю, — продолжал Ковпак, — ежели був бы на мисто старшины другой наш партизан, так и вин теж не нашев бы пидхода до жинок як дать понять, шо необходимость возникла помочь партизанам конем? Шо вы тут мини морочите гогель-могель?! Повадки вашего хозяйственника ясны! Тильки не могу понять, звидкиля они поприставалы до него, що выпирают, як шило из мешка?! Вот в чем справа! Чи думаете, я не догадываюсь, якими методами цэй «герой» добував соли? Тут не треба великого ума, щоб не понять, як вин пихнув пид нос бабке пистолет и вот, пожалуйста, распоряжайся зо всей кадкой! Зараз тэж напужав выстрелом людин на хуторе и вот-те знова коня вже сцапал. А чим всэ кинчится? Так черт знае куды можно скатиться… Цэж страшне дило!
— Это вы правильно говорите, товарищ командир соединения. Старшине уже крепко досталось и от комбата, и от хлопцев. Всыпали ему, что называется, «по первое число». Чтоб нас не позорил! — стараясь успокоить Сидора Артемовича, продолжал минометчик. — Но старшина же не себе коня брал! Он и своего верхового впряг в телегу… Иначе сроду им бы не вылезть с той ямы и боеприпасов не видать нам, как своих ушей!
Наводчик сорокапятки поспешил поддержать дружка:
— Какое ж это, товарищ командир соединения, мародерство?!
— Так я, по-твоему, не знаю, що такэ мародерство? Тэж мини нашелся друг!.. — оборвал артиллериста Ковпак. — Цэ все равно, що яйцо начнет учить курицу, як выводить цыплят… Вот друга справа, шо вы пришлы заступаться за старшину! — заговорил уже примирительным тоном Сидор Артемович. — Значит, верите ему?
— Ну, а как же, товарищ командир соединения!
— Конечно, верим!
— Добре, — ответил Ковпак, но тут же, словно передумал о своем согласии, добавил: — Тильки знайте: жизнь така штука, шо скильки не крути и не верти, а истина все равно всплывет, як масло на воде… То ж закон такий! Так шо зараз не будем загадывать. Поживем — побачим…
Сидор Артемович был в затруднительном положении. Он понимал, что действия старшины Разина нельзя считать мародерством. И даже стрельба, к которой тот прибег, хотя и заслуживала осуждения, но возможно, действительно была вызвана обстоятельствами. И он хотел его наказать лишь для того, чтобы подобное не повторялось. Однако повадки, словно у вышколенного оккупантами прислужника, которые Сидор Артемович заприметил за Разиным, заставляли его оценивать эти поступки старшины уже как не случайные, а возможно, привычные для него…
Ковпак замолчал, задумался.
Этой заминкой воспользовались раненые партизаны и напомнили командиру соединения, что старшина отдал в свое время в фонд обороны золотые часы.
Ковпака взорвало:
— Трофейное золото — це ще не собственность личная, а подлежит изъятию! А то шо вин его отдал — не дуже великое доказательство преданности… Бувало так в гражданскую войну, шо человик громче всих спевает Интернационал и ходит з червоным бантом на ризе, а пид нею схован наган, з которого сукин сын стрелял в Советскую власть! Так шо вы мини насчет золотых часов не пускайте пыль в глаза… За дымовой завесой всякое може робиться!
Ковпак отчитывал партизан, а в глубине души радовался их доводам в защиту старшины. Вдруг да предчувствие подводит его? Однако и в дальнейшем он не переставал размышлять об этой неприглядной истории и о ее виновнике.
— Добре, хлопцы, — заключил Сидор Артемович беседу с ранеными партизанами. — Идить себе в батальон и спасибо, шо помоглы трохи прояснить обстановку. А комбату передайте, щоб освободил старшину з-под ареста… Тильки наперед не пидпускать его на пушечный выстрел до хозяйственной работы! Нехай себе воюйе. Масло все равно всплыве на воде… Ясно?
— Ясно, товарищ командир соединения! Так и доложим нашему комбату… — дружно ответили партизаны. — Спасибо вам…
Партизаны ушли довольные, однако Сидор Артемович оставался мрачным, задумчивым. Он вспомнил, как Разин пришел в соединение с трофейным биноклем и что еще тогда удивило, каким это образом гитлеровский мотоциклист, налетев на протянутую Разиным проволоку, кувыркнулся так, что бинокль остался целехонек, без единой вмятины или даже царапинки?! Тогда это его удивило, но, поразмыслив, решил, что бинокль упал либо в траву, либо в рыхлую пылеобразную землю проселочной дороги. Случалось ведь, что и очки, упав на землю, не разбивались…
Делясь соображениями с ближайшими соратниками, Сидор Артемович после некоторого раздумья заключил:
— Провидец я чи шо? Тут сам того и гляди скатишься до черта в пекло! Тильки по подозрению робить обвинения — то ж никто не давав право! Цэ ж злоупотребление властью! Во всем трэба по партийному разобраться… До кинца! Колы цэго не можешь зробить — давай ход назад. Тильки того человика вже не выпускай з виду! Тут доброта — хуже воровства. А с цэим старшиной, от што хотите, що-с такэ е… Вот побачите!
Разина освободили и перевели в подразделение рядовым. В тот же день с наступлением сумерек, как это было заведено ковпаковским штабом, соединение выступило в рейд по заранее намеченному маршруту.
Шли дни, недели, месяцы. После возвращения соединения из вошедшего в историю войны похода на Карпаты штаб партизанского движения Украины отозвал Сидора Артемовича в Киев, а вслед за этим соединение было переименовано в Первую Украинскую партизанскую дивизию имени дважды Героя Советского Союза С. А. Ковпака.
И партизаны успешно продолжали борьбу с гитлеровцами, достойно неся звание ковпаковцев. Непреложным законом оставались для них установленные Сидором Артемовичем нормы поведения.
Координаты неизвестны
Отброшенные несколько месяцев назад от ворот Москвы немецкие войска накапливали силы, готовились вновь перейти в наступление. Обстановка в столице весной памятного 1942 года оставалась напряженной: на улицах было малолюдно и тихо, окна домов и витрины магазинов заклеены крест-накрест бумажными лентами, у фасадов многоэтажных зданий возвышались штабеля мешков с песком; на окраинах
