стекло сплющилось по бокам наподобие шкурки крыжовника, когда его высасывает ребенок. Втянув в себя сосуд, бес ухмыльнулся, сделал губы уточкой и выдул стекло — теперь он скорее походил на курильщика, выпускающего свою первую утреннюю затяжку. Более того, выдуваемая стеклянная масса приняла у него не первоначальную форму бутылки, но застыла в очаровательную скульптурную группу, очень забавную и исполненную с бесподобным реализмом.
— Адам и Ева, — лаконично откомментировал бес, ставя статуэтку на стол, чтобы остыла.
— Изумительно, просто изумительно! — воскликнул Луис. — А Марса с Венерой можешь?
— Ага, — сказал бес. Луис незамедлительно реквизировал еще полдюжины кветча.
Он задал бесу пару-другую сюжетов, описание которых вряд ли представит интерес для читателя. Бесу, однако, каждое задание казалось почему-то смешнее предыдущего, а когда он икнул, работая над леди Годивой, и увидел, что стало со статуэткой, то едва не зашелся от хохота. Дело в том, что он таки здорово поднабрался. Луис же подбрасывал ему все новые темы — не столько из любви к искусству, сколько из нежелания прокатиться на том самом эскалаторе.
Но вот наступила минута, когда бес уже не мог выпить и капли. Он встал, побренчал монетами (у бесов водится монета — вот куда они уплывают, наши денежки!) и надул щеки.
— У-уф! — сказал он, икнув. — Простуде моей вроде бы полегчало. А нет — так ну ее в Ад! — и вся недолга! Ха-ха!
Будьте уверены, Луис не забыл сообщить бесу, что тот — парень хоть куда.
— Ну вот, — произнес наш герой, когда они вышли из клуба и остановились на ступеньках, — тебе, помнится, в эту сторону, а мне — в другую.
Он скорчил приятную мину, приподнял шляпу и пошел себе восвояси, боясь перевести дух, пока не повернул за угол. Решив, что опасность уже позади, он сказал: — Слава Богу, удалось избавиться от этого малого! Подведем итоги. Я мертв, невидим, а ночь только начинается. Не сходить ли к Селии поглядеть, что она сейчас поделывает?
Но пуститься в эту скороспелую авантюру он не успел: жесткие пальцы стиснули ему предплечье, он обернулся и увидел своего верного стража.
— А вот и ты, — сказал Луис. — Я все гадал, куда это ты исчез.
— Надрался как бог, — молвил бес, ухмыляясь. — А теперь проводи-ка ты меня до дому.
Ничего другого Луису не оставалось. Они направились на Пиккадилли. Бес придерживал его за запястье, разумеется, крайне тактично, только Луис предпочел бы вообще обойтись без него.
Таким манером они, непринужденно болтая, снова спустились в подземку и вышли на платформу линии 'Пиккадилли-Серкус' — ту самую, где адская скважина зияет для тех, кому дано ее видеть. И кто бы, вы думали, попался в эту минуту Луису на глаза — в цилиндре, белом шелковом кашне и при полном параде? Проклятый мерзавец, его удачливый соперник ловил последний поезд, поспешая домой. Луиса осенило.
— Держу пари, — обратился он к бесу, — у тебя не хватит силенок пронести меня на спине отсюда до эскалатора.
Презрительно хмыкнув, бес подставил спину. Отчаянно напрягшись, Луис схватил соперника за талию и взвалил бесу на закорки. Бес зажал его ноги под мышками и припустил с резвостью призового рысака.
— За два пенса снесу аж до самого Ада! — гаркнул он с пьяной бравадой.
— Заметано! — воскликнул Луис; он бежал вприпрыжку за ними, дабы сполна насладиться дивным зрелищем.
Млея от восторга, он проследил, как они скакнули на эскалатор, а тот, как показалось нашему герою, прибавил скорости еще заметнее и резвее, чем раньше.
Луис поднялся на улицу вне себя от счастья. Он немного прошелся и вдруг надумал заглянуть в 'Барашек' посмотреть, как там поживает его труп.
Не без досады он обнаружил, что впечатляющая улыбка, над которой он столько бился, вянет буквально у него на глазах и вообще как-то по-идиотски скособочилась. Без всякой задней мысли он инстинктивно скользнул в свое тело, чтобы вернуть улыбку на место. От этого у него засвербило в носу, он не удержался, чихнул, открыл глаза — и выяснил, что живой и здоровый лежит в роскошном спальном номере отеля 'Барашек'.
— Ну и ну, — произнес он, поглядев на ночной столик. — Неужели я незаметно уснул, проглотив всего пару таблеток? Нет, недаром говорят, что поспешность нужна только при ловле блох. Я, наверное, видел сон — но все было прямо как наяву!
Словом, он порадовался тому, что жив, а через пару дней порадовался еще больше, когда до него дошли новости, свидетельствующие о том, что это все-таки был не сон. Соперника Луиса объявили без вести пропавшим — последними его видели два приятеля у входа на станцию подземки 'Пиккадилли-Серкус' во вторник в самом начале первого.
— Кто бы подумал? — заметил Луис. — Как бы то ни было, а не сходить ли проведать Селию?
Наш герой, однако, познал, как хорошо не спешить, и, прежде чем идти, взял да и передумал, так что вообще никуда не пошел, а уехал на осень в Париж, чем и доказал: девушки, легкомысленно отказывающиеся от низкорослых голубоглазых мужчин, рискуют остаться при собственном интересе.
ВСАДНИЦА НА СЕРОМ КОНЕ
Кингвуд был последним отпрыском старинного англо-ирландского рода, который на протяжении трех столетий буйствовал в графстве Клэр. Кончилось тем, что все их особняки были проданы или сожжены многострадальными ирландцами, а из тысяч акров земли не осталось и фута. У Рингвуда, однако, сохранилось несколько сот фунтов годового дохода, и, растеряв свои родовые поместья, он унаследовал по крайней мере исконную семейную черту считать всю Ирландию собственной вотчиной и наслаждаться изобилием лошадей, лисиц, лососей, дичи и девушек.
В погоне за этими удовольствиями Рингвуд в любое время года рыскал повсюду, от Донегола до Уэкс-форда. Не было охоты, во главе которой он не скакал бы на чужой лошади; не было мосэ, на котором бы он подолгу не стоял с удочкой погожим майским утром; не было сельского трактира, где бы он, уютно устроившись после обеда у камелька, не храпел ненастным зимним днем.
Был у него закадычный друг по имени Бейтс, человек одного с ним происхождения и склада. Такой же долговязый, как Рингвуд, так же стесненный в средствах, с таким же костлявым обветренным лицом, Бейтс был так же груб и самонадеян и отличался такими же, как его друг, барскими замашками по отношению к молоденьким деревенским девушкам.
Эти пройдохи ни разу не написали друг другу ни строчки: обычно один из них отлично знал, где найти другого. Частенько какой-нибудь проводник, почтительно закрывая глаза на то, что Рингвуд едет в купе первого класса по билету третьего, доверительно сообщал ему, что мистер Бейтс проследовал в этом направлении не далее как в прошлый вторник и сошел в Киллорглине пострелять бекасов недельку-другую. А какая-нибудь застенчивая горничная в сырой спальне рыбацкого трактира улучала минуту шепнуть Бейтсу, что Рингвуд отправился в Лоу-Корриб поудить щуку. Такого рода устную 'информацию' поставляли друзьям полицейские и священники, старьевщики и лесничие, даже бродяги на дорогах. И если оказывалось, что одному из них улыбнулось счастье, другой не мешкая собирал свой потрепанный рюкзак, складывал удочки и ружья и снимался с места, чтобы разделить с другом добычу.
Как-то зимой, когда Рингвуд под вечер возвращался с пустыми руками с Баллинирского болота, его окликнул проезжавший мимо в двуколке, которую и теперь иной раз встретишь в Ирландии, одноглазый торговец лошадьми, его старинный знакомый. Сей достойный муж сообщил нашему герою, что он только что из Голуэя, где видел мистера Бейтса, который направлялся в деревню под названием Нокдерри и просил его при встрече обязательно рассказать об этом мистеру Рингвуду.
Обмозговав это сообщение, Рингвуд отметил, что в нем присутствует слово 'обязательно', но ровным счетом ничего не говорится, охотится его друг, или ловит рыбу, или ему посчастливилось встретить какого- нибудь креза, который готов за бесценок расстаться с парой охотничьих лошадей. 'Если так, он наверняка назвал бы его по имени. Бьюсь об заклад, это пара подружек. Не иначе!' При мысли об этом он хмыкнул,
