Благословляя судьбу, Рингвуд хотел было взять ее за руку, как вдруг на него бросилась ее поджарая собака и чуть не сшибла его с ног.
— Лежать! — крикнула она. — Назад! — Собака съежилась, заскулила и отползла в сторону, прижимаясь брюхом к земле. — С ним иначе нельзя.
— Хороший пес, — сказал Рингвуд. — Видать, малый не промах. Люблю борзых. Умные собаки. Что? Ты хочешь поговорить со мной, старина?
Ухаживая за женщинами, Рингвуд имел обыкновение делать комплименты их собакам, но на сей раз зверь и правда скулил и урчал необычайно выразительно.
— Молчи! — сказала девушка, опять замахнувшись. И собака затихла. — Паршивый пес. Вы пришли сюда для того, — сказала она Рингвуду, — чтобы расхваливать эту подлую тварь, жалкую дворнягу? — Тут она снова бросила на него взгляд, и он разом забыл про несчастную собаку. Она протянула ему руку, он взял ее, и они пошли к башне.
Рингвуд был на седьмом небе. 'Вот повезло, — думал он. — Уламывал бы сейчас эту деревенскую девчонку где-нибудь в сыром, вонючем хлеву. Наверняка бы еще распустила нюни и побежала матери жаловаться. А тут — совсем другое дело'.
В этот момент девушка распахнула тяжелую дверь и, приказав собаке лечь, повела нашего героя по огромному пустому, выложенному камнем коридору в небольшую комнату со сводчатым потолком, которая если и напоминала хлев, так только тем, что в ней, как бывает в старых каменных помещениях, было сыро и отдавало плесенью. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином стоял широкий низкий диван. В целом комната была обставлена необыкновенно скромно, в старинном вкусе. 'Прямо Кэтлин-ни- Холиэн [9], — подумал Рингвуд. — Так, так! Мечты о любви в 'Кельтских сумерках' [10]. Похоже, она и не пытается скрыть это'.
Девушка опустилась на диван и сделала ему знак сесть рядом. Оба молчали. В доме не было слышно ни звука, только ветер гудел снаружи да собака тихо скулила и скреблась в дверь.
Наконец девушка заговорила.
— Ведь вы из англичан, — мрачно сказала она.
— Не упрекайте меня в этом, — ответил Рингвуд. — Мои предки пришли сюда в тысяча шестьсот пятьдесят шестом году. Конечно, я понимаю, для Гэльской лиги [11] это не срок, но все же, думаю, мы вправе сказать, что Ирландия стала для нас вторым домом.
— Терпимости, — сказала она.
— Будем говорить о политике? — спросил он. — Неужели нам с вами, сидя здесь вдвоем, у огня, нечего больше сказать друг другу?
— Вы бы хотели говорить о любви, — сказала она с улыбкой. — А между тем вы из тех людей, кто порочит доброе имя несчастных ирландских девушек.
— Вы совсем не за того меня принимаете. Я из тех людей, кто живет замкнутой и однообразной жизнью в ожидании единственной любви, хотя порой мне кажется, что это несбыточная мечта.
— Да, но ведь еще вчера вы глазели на ирландскую крестьянку, которая гнала по дороге стадо коров.
— Глазел? Что ж, допустим. Но стоило мне увидеть вас, и я напрочь забыл о ней.
— Такова была моя воля, — сказала она, протягивая ему обе руки. — Хотите остаться со мной?
— И вы еще спрашиваете?! — с восторгом воскликнул он.
— Навсегда?
— Навсегда! — крикнул Рингвуд. — Навеки! — Он вообще предпочитал не скупиться на громкие посулы, только бы не уронить себя в глазах своей дамы. Но тут она посмотрела на него с такой доверчивостью, что он сам поверил в искренность своих слов. — Ax! — вскричал он. — Колдунья! — И заключил ее в свои объятия.
Он коснулся губами ее губ и в тот же миг потерял над собой власть. Обычно он гордился своим хладнокровием, но на этот раз был не в силах совладать со страстью; рассудок, казалось, без остатка растворился в ее жарком пламени. Утратив всякую способность соображать, он только слышал, как она твердит: 'Навеки! Навеки!' — а потом все пропало, и он уснул.
Спал он, как видно, довольно долго. Ему показалось, что разбудил его стук открывающейся и закрывающейся двери. В первый момент он растерялся, не вполне понимая, где находится.
В комнате теперь было совсем темно, огонь в камине еле теплился. Чтобы окончательно прийти в себя, он заморгал, прислушался. Вдруг он услышал, как рядом с ним что-то невнятное бормочет ему Бейтс, как будто он тоже спросонья или, вернее, с похмелья.
— Я так и знал, что ты сюда явишься, — говорил Бейтс. — Чего я только не делал, чтобы остановить тебя.
— Привет! — сказал Рингвуд, полагая, что он задремал у камина в деревенском трактире. — Бейтс? Боже, я, должно быть, крепко заснул. Чудно как-то себя чувствую. Проклятье! Значит, это был сон! Зажги свет, старина. Наверное, уже поздно. Пора ужинать. Сейчас крикну хозяйку.
— Ради Бога, не надо, — хрипло сказал Бейтс. — Если подашь голос, она прибьет нас.
— Что-что? Прибьет нас? Что ты мелешь? В этот момент в камине перевернулось полено, слабое пламя занялось вновь, и Рингвуд увидел чьи-то длинные, косматые лапы. И все понял.
СЛУЧАЙ НА ОЗЕРЕ
Мистер Бисли, которому вчера исполнилось пятьдесят лет, утром во время бритья обнаружил, что он поразительно похож на мышь. Пи-пи! — пропищал он своему отражению, обреченно пожав плечами. — Ну что, дождался? Разве могло быть иначе при такой жене, как Мария? Недаром она частенько напоминала мне котеночка. Котеночек давно вырос и отрастил когти.
Затянув узкий галстук, мистер Бисли поспешил вниз, оторванный от своих дум страхом опоздать к столу. Сразу же после завтрака он открывал магазинчик, который (участь любого провинциального лавочника) донимал его бессмысленной суетой до десяти вечера. Несколько раз на дню к нему заходила супруга и, не стесняясь покупателей, отчитывала за обнаруженные ею промахи и ошибки.
Единственным его утешением была утренняя свежая газета, развернув которую, он всегда искал очередную статью мистера Бисли. По пятницам недолгое удовольствие можно было продлить: приносили его любимый еженедельник 'Нейчер Сай-енс Марвелз'. Этот естественнонаучный журнал, можно сказать, пробивал брешь в несносных буднях, сквозь которую он попадал в мир совершенно невероятный.
В это утро невероятное снизошло и до самого мистера Бисли. Оно явилось в виде запечатанного в длинный конверт роскошного бланка солидной юридической фирмы.
— Дорогая, хочешь верь, хочешь нет, но я получил в наследство четыреста тысяч долларов, — сообщил мистер Бисли супруге.
— Откуда! Дай-ка взглянуть! — воскликнула миссис Бисли. — Ну что ты вцепился в эту бумажку.
— На, читай. Тебе ведь везде нужно сунуть свой нос. Как же я могу лишить тебя такого удовольствия.
— Вон как ты сразу заговорил, — ехидно заметила она.
— Да, — произнес, ковыряя в зубах, мистер Бисли, — значит, теперь у меня есть четыреста тысяч;
— И мы сможем купить квартиру в Нью-Йорке или даже домик в Майами, — добавила его супруга.
— Забирай половину суммы и делай с этими деньгами все, что тебе угодно, лично я собираюсь путешествовать.
Услышав это, миссис Бисли замерла от ужаса, который охватывал ее всякий раз, когда посягали на ее собственность, пусть даже неновую и бесполезную.
— Ради того, чтобы гоняться за какими-то туземками, ты готов бросить собственную жену, — помолчав, сказала миссис Бисли. — Я думала, ты уже угомонился.
— Меня интересуют лишь такие, которых я видел на фотографиях Рипли, со вставленными в губы тарелками. А в 'Нейчер Сайенс Марвелз' мне попадались с длинными как у жирафа шеями. Хочу посмотреть
