Деламейн, просто он жнет, что посеял. Вот, сэр, что я сказал вашим друзьям в парке. Не спорю, это, конечно, исключительная ситуация, но вполне возможная, почему я и повторяю ее еще раз.
Не успела оппозиция раскрыть рта, Джеффри, сбросив маску безразличия, вскочил на ноги.
— Стойте! — затряс он крепко сжатыми кулаками в сторону своих защитников, едва сдерживая бешеное нетерпение защищаться самому.
Воцарилось всеобщее молчание.
Джеффри повернулся и в упор глянул на сэра Патрика, точно тот оскорбил лично его.
— Кто этот безымянный человек, который идет к цели, не щадя никого и ничего?
— Это вымышленный пример, — ответил сэр Патрик, — никого в частности я не имел в виду.
— Какое вы имеете право, — набросился Джеффри на сэра Патрика, забыв в минуту ослепления, что не в его интересах ссориться с шотландским юристом. — Какое вы имеете право выводить гнусным негодяем гребца? Гребцы — славные ребята, таких среди вас поискать.
— Описанное мной может случиться с любым из вашей братии, — возразил сэр Патрик, — а по сему я имею полное право взять в качестве примера кого угодно. Подождите, мистер Деламейн, я еще не сказал последних слов, а я намерен их сказать. Поймите, я взял для примера не отпетого негодяя, как вы ошибочно полагаете, а простого смертного с обычным букетом дурных свойств — жестокости, подлости, агрессивности, которые непременно имеются у нецивилизованного человека. Этому учит вас ваша религия; в этом вы и сами можете убедиться, если соизволите приглядеться к своим малокультурным соотечественникам, которые встречаются на каждом шагу. Особенное в этой истории — соблазн, смутивший душу молодого человека. И я постарался по мере возможности показать, как полнейшее забвение духовных ценностей, пренебрежение науками и искусствами, что сейчас очень модно среди англичан, отдает человека во власть низменных инстинктов, коренящихся в его природе, как постепенно, в силу всего вышесказанного, он обязательно, невзирая на родовитость, на богатство, пройдет шаг за шагом, как и бродяга, искушаемый своими соблазнами, не такой уж и длинный путь от невежества к преступлению. Если вы отказываете мне в праве приводить подобные примеры в защиту своего мнения, то вы, верно, считаете одно из двух — либо джентльмен вообще не может поддаться соблазну, ввергающему в омут подлости и бессердечия, либо спортом занимаются только те джентльмены, которые от рождения способны устоять перед любым соблазном. На этом я кончаю слово в свою защиту. Мной двигало глубокое почтение к образованности и чистоте нравов; я искренне восхищаюсь молодыми людьми, которые могут противостоять опасному поветрию возврата к дикости, охватившему наше общество. Только они — надежда Англии. Я все сказал.
Джеффри уже готов был дать яростную отповедь сэру Патрику, но его упредил лондонский врач, намерившийся продолжить речь сэра Патрика.
Незадолго перед тем он перестал изучать лицо Джеффри и с видом человека, завершившего нелегкий труд, стал со вниманием слушать спорящих. И не успел сэр Патрик сомкнуть уста, он начал говорить, не дав Джеффри опомниться.
— Сэр Патрик кое-что упустил, и я хочу восполнить пробел, — сказал он без обиняков, — опираясь на мои профессиональные наблюдения. Но прежде позволю себе сказать два слова мистеру Деламейну. Вы, наверное, не рассердитесь на меня, если я посоветую вам сдерживать свои чувства, — обратился он к Джеффри.
— И вы хотите сделать из меня мишень для своих нападок? — удивился Джеффри.
— Я всего-навсего даю вам медицинский совет — старайтесь умерять свой характер. Есть много людей, которые могут без вреда предаваться гневу, впадать в бешенство. Вы не из их числа.
— Что вы хотите этим сказать?
— Полагаю, мистер Деламейн, что ваше здоровье не столь удовлетворительно, как вы склонны думать.
Джеффри повернулся к своим почитателям и союзникам и презрительно рассмеялся. Почитатели и союзники тоже поспешили рассмеяться. Арнольд взглянул на Бланш, и оба улыбнулись. Даже сэр Патрик явно не поверил своим ушам — такое удивление изобразилось на его лице. В самом деле, перед ними во всей своей могучей красе возвышался современный Геркулес, с полным правом претендующий на его славу. А рядом с ним стоял человечек, которого он мог убить ударом кулака, и серьезно заявлял, что у этого Геркулеса пошатнулось здоровье.
— Вы, однако, большой шутник, — заметил Джеффри не то насмешливо, не то всерьез. — Ну и что же, по-вашему, с моим здоровьем?
— Я взял на себя смелость предостеречь вас. Это, на мой взгляд, необходимо, — ответил знаменитый врач. — Однако я не берусь точно сказать, что с вами. Для этого мне надо еще немного подумать. Я бы хотел проверить одно мое впечатление. Вы не возражаете, если я задам вам вопрос, который, уверен, не очень вас затруднит?
— Сначала задайте вопрос, а там посмотрим.
— Я подметил кое-что в вашем облике, пока вы слушали сэра Патрика. Вы ведь не меньше ваших друзей хотели поспорить с ним. Я не могу понять, почему вы молчали, предоставив другим защищать вас. Вы заговорили только тогда, когда сэр Патрик чем-то очень задел вас. Но ведь у вас в голове имелись какие-то возражения?
— У меня в голове имелись все те прекрасные возражения, которые вы слышали от моих друзей.
— И однако, вы держали их при себе?
— Да, держал при себе.
— Вероятно, вы полагали, хоть и считали свои возражения вескими, что пока не стоит труда выступать с ними? Иначе говоря, вы предпочли, чтобы за вас говорили другие, не желая растрачивать своих сил?
Джеффри взглянул на нежданного советчика с проснувшимся вдруг любопытством и легким недоверием.
— Смотрите-ка! Да откуда вы знаете, что происходит у меня в голове? Ведь я ничего еще не сказал вам!
— Моя профессия — знать, что происходит с телом моего пациента, а для этого порой необходимо выяснить, что происходит у него в голове. Но я больше не настаиваю на своем вопросе. Если я правильно вас понял, я уже получил ответ.
С этими словами знаменитый врач повернулся к сэру Патрику.
— Вы не затронули еще одной стороны, сэр Патрик. Имеется чисто медицинское возражение против нынешнего помешательства на физических упражнениях любого вида. И оно по-своему не менее сильно, чем ваши возражения нравственного свойства. Вы говорите о возможном влиянии на душу и ум. Я же хочу сказать о безусловном влиянии чрезмерных тренировок на тело.
— Вы это почерпнули из своего опыта?
— Да, из своего собственного. Поверьте мне как специалисту, что очень многие молодые люди, которые со всей страстью предаются сейчас гимнастическим упражнениям, как одержимые тренируют силу и выносливость, встали на путь, ведущий к серьезным и необратимым нарушениям в организме. Заядлые посетители всевозможных гонок — гребли, бега и прочего — видят только блестящие успехи, достигнутые изнурительными тренировками. Зато матери и отцы видят дома горестные последствия этого непростительного насилия над здоровьем. Сколько сейчас в Англии несчастных семей, сэр Патрик! Сколько сыновей осталось инвалидами на всю жизнь из-за непосильных нагрузок, которым подвергается молодой организм на этих модных спортивных зрелищах!
— Вы слышите? — обратился сэр Патрик к Джеффри.
Джеффри беспечно кивнул головой. Раздражение его улеглось, и вялое безразличие опять вселилось в него. Он сел в кресло, вытянув вперед ноги и тупо уставившись в узор на ковре. «Какое все это имеет отношение ко мне?» — выражала вся его небрежная поза.
— Я не вижу средства, как исправить положение, — продолжал лондонский врач, — пока наше общество остается таким, как есть. Красивый, пышущий здоровьем молодой человек с отлично развитой мускулатурой горит желанием — и это вполне естественно, — померяться силой с другим таким же здоровяком. В колледже (как и в любой другой школе) его записывают, что тоже естественно, в команду
