потом подлиннее, покудрявее. И усы появились. Должно быть, старался выглядеть постарше.
Парнишка в окне!
– Убил-то его ты. Геллер.
Я оцепенел.
– Ты его убил, – продолжал Нитти. – Это и есть та услуга, которую ты нам оказал. Видишь ли, один из моих людей опознал его как парня, который прокручивал кое-что для Ньюбери и мальчиков из Трай-Ситиз. Он знал только, что фамилия малыша не Харт, но никак не мог вспомнить, какая. По большому счету, масса людей и меняет фамилии. Я и сам, знаешь ли, по рождению Нитти но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Я велел Луи обыскать жилище малыша. И Луи нашел кое-что нехорошее. Нашел тетрадки с записями. Бумага в линейку, как у школьника. Только писанина в этих тетрадках оказалась не школьными заданиями. Этот Харт записывал все, что видел и слышал, а ведь телеграф Пэламбо был тем местом, где я проводил немало времени, и малыш много чего успел. Луи также обнаружил водительские права малыша и узнал, что имя его Джеймс Бим. И записную книжку нашел с адресами, а в ней имя его отца. А отец – доктор в Айдахо или еще где-то, и кое-что вдобавок. Чертов молокосос держал на полке диплом об окончании колледжа и, догадайся, что он изучал?
– Журналистику.
– Точно! Малыш собирался отнести свою историю – нашу историю! – в газеты! Нужно было что-то предпринять. Луи обнаружил все это утром, в тот день, когда вы с Лэнгом и Миллером ввалились в телеграфное помещение на Уэкер-Ла-Саль. Парнишка был уже там, и у Луи не было возможности мне об этом шепнуть – ясно же, что лучше мне узнать о малыше до того, как тот узнает о разоблачении. Я делал кое-какие ставки, и Луи, схватив бумажку (это был счет из бакалейного магазина), обо всем этом мне написал, но тут заявились вы.
У меня голова шла кругом.
– И эту записку?..
– Ну да. Ее-то я и жевал. Но Лэнгу оправдания нет. Уже потом я узнал от Луи, что, когда меня подстрелили, малыш занервничал; он понимал – если попадет к копам, его раскроют. А ему, должно быть, очень хотелось исписать еще пару тетрадок, прежде чем появиться на публике. Так или иначе, Луи рассказывал, что малыш захотел бежать. Луи говорит: давай, беги. Тут заходишь ты, Луи кидает малышу пушку, и вот здесь ты нам всем и оказал услугу.
Я только и мог, что сидеть, безвольно держа в руках пушку, из которой убил брата Мэри Энн, пушку, из которой застрелился отец.
Тут в дверном проеме появился Кампанья, безоружный, но злой, зубы оскалены, половина головы в засохшей и крови. Он двинулся ко мне, презрев глядящий на него ствол, но Нитти вытянул руку и, поманив к себе, что-то прошептал ему на ухо. Вращая глазами, Кампанья вздохнул с явным разочарованием.
– Что ж, понял. Пойду помогу Фатсо. Он еще не очухался.
– Мысль хорошая, – одобрил Нитти.
Я убрал свою пушку.
– Хочешь выпить. Геллер? У меня есть славное винцо. Сам-то я пить не могу из-за этого проклятого желудка. Добьет он меня. Эй, развеселись! Придумаешь что-нибудь для своей девушки и все дела.
– Я убил ее брата, – пробормотал я.
– Это знаю я. Знаешь ты. А больше никто. Его просто похоронили в глиняном карьере, как еще один неопознанный труп. Пусть он там и остается.
Ноги не держали, но я все-таки поднялся.
Нитти обнял меня за плечи:
– Крепко тебе досталось, дружище. Пойди отоспись. И давай с этим кончать.
– Я собирался тебя убить.
– Но ведь не убил. Ты помог мне, я – тебе. Теперь мы квиты.
– Но блондин...
– А что блондин? Забудь об этом. Все в прошлом. Пусть люди, думая о Чикаго, вспоминают Выставку, а не стрельбу и гангстеров. Кстати, а как тебе моя Выставка?
– Твоя Выставка?
Он кивнул, улыбнувшись:
– Если на ней что-то и крутится, то только благодаря тому, что смазали все мы. И это только... начало. – Только начало? Для чего? Он махнул рукой:
– Для всего. Для страны. Мы завоевали весь мир, будучи последними, находясь у подножья горы. Мы создали Союз барменов, а это означает, что каждый бармен в стране продает спиртное нашего производства. Они будут обязаны продавать и наши безалкогольные напитки. От нас они получат и печенье, и картофельные чипсы.
Это относится и к каждой гостинице, ресторану, коктейль-бару и частному клубу во всех сорока восьми штатах. Как часто нам говаривал Аль – настанет день, когда каждая маслина, положенная в бокал мартини в Америке, принесет нам доход. Это, малыш, большой бизнес. Вот почему нужно прекратить эти игры с оружием. Пусть эти придурки, грабители банков балуются с оружием, как им хочется, вроде этого парня Диллинджера; пусть они лезут на первые полосы газет – мне этого не надо. Банда фермеров устраивает перестрелки в маленьких городах, и это дает копам какое-то занятие и не тревожит нас. Слушай. Присядь. Я вызову тебе такси. Если захочешь, налей себе молока – бокалы в шкафчике над стойкой. В холодильнике мясо ягненка.
Он оставил меня одного. Ствол под мышкой висел тяжеленной глыбой.
Фото Джимми и Мэри Энн все еще лежало на столе, я убрал его в бумажник.
Положил руки на стол, а на них голову.
Через какое-то время Нитти разбудил меня и, все еще в пижамных штанах, проводил через коридор в холл; обняв за плечи, он довел меня до поджидавшего такси.
– Куда едем? – спросил шеф.
– В Тауер Таун, – ответил я.
Глава 29
Я поднялся по красной лестнице и постучался. Услышал, как внутри двинули стулом, а потом открылась дверь, и вот она, здесь. Глаза красные от слез, губы дрожат, она едва выговорила:
– О, Натан! – и зарылась в мою грудь; обнявшись, мы долго стояли на лестничной площадке. Оба дрожали, но, думаю, что виной тому был не только холод.
Потом мы прошли в желтую с отваливающейся штукатуркой кухню, с этой ее нефтяной печью, с раковиной, полной грязной посуды, и без холодильника. После кухни Нитти – полный упадок. Она, должно быть, все это время сидела за столом и беспрерывно курила – эбонитовая пепельница была переполнена. Я видел ее курящей всего несколько раз – у Дилла Пикла и еще в каких-то чайных Тауер Тауна, где курение было театральной позой. Должно быть, она на самом деле обо мне беспокоилась, что только усилило мое чувство вины.
Она все еще была одета в шоколадного цвета льняное платье, без берета, без туфель, впрочем и безо всякого притворства. Макияж стерся – она его выплакала. Держась за руки, мы сели за стол.
– Слава Богу, ты здесь, – сказала она. – Слава Богу, с тобой все в порядке. – Со мной все нормально. – Я думала этот маньяк убьет тебя.
– Не убил, все хорошо.
– Когда я осталась одна... Я... – Она пересела ко мне на колени, крепко прижалась и, обняв за шею, зарыдала. – Я – я думала, что потеряла и тебя, – причитала она.
Я гладил ее волосы.
– Что происходит, Натан? Почему он хотел тебя убить?
– Девочка моя. Не сейчас. Я пока не в состоянии отвечать.
Все еще обнимая меня за шею, она изучающе заглянула мне в лицо.
– Ты выглядишь...
– Ужасно? Ничего удивительного.
Она слетела с моих колен и принялась командовать.
