не имеет значения. Когда вы идете по пятам за кем-то вроде Диллинджера, самое главное – это взять его. И ничего больше.
– Понимаю. Вы отказываетесь отблагодарить Фрэнка Нитти, которому многим обязаны?
– Я ему ничем не обязан.
На лице Коули появилась гримаса.
– Да, ваши предположения могут оправдаться. Но это уже не имеет значения.
– Оттого, что Диллинджер причинил подразделению расследований так много неприятностей, принес так много разочарований, вы и хотите заполучить его любой ценой?
Коули печально ответил:
– Именно так.
Вот тогда я окончательно решил не давать ему адреса Джимми Лоуренса. Тогда-то я и решил выйти из игры и делать то, что хотели от меня Фрэнк Нитти и ребята из Восточного Чикаго. Оставаться дома. Отлеживаться в постели.
– Спасибо за кофе, – сказал Коули, вставая. – Я найду дорогу.
Он вышел в гостиную, но затем внезапно вернулся. С легкой улыбкой он сказал:
– Только не удивляйтесь, узнав, как это обернется.
– Не понимаю, Коули!
– Пурвин будет там не один, с ним буду я. А я не из тех, кто испытывает наслаждение, нажимая на спусковой крючок. И я не из тех, кто имеет дело с продажными полицейскими, настаивающими, чтобы я застрелил человека, на которого они меня вывели.
Я улыбнулся.
– Вы думаете, что сумеете взять Диллинджера живым?
– Попытаюсь. Если Фрэнк Нитти хочет его смерти, значит мистер Диллинджер знает нечто такое, что хотелось бы услышать и мне.
Он надел свою шляпу и ушел.
Я размышлял. Может, все-таки мне следовало дать ему адрес Диллинджера? Но с другой стороны, зачем волноваться? Фрэнк Нитти заплатил мне сотню долларов, чтобы я оставался в постели, и два копа из Восточного Чикаго придали мне дополнительный стимул резиновым шлангом, чтобы последовать его совету. Коули направлялся на встречу с Анной Сейдж, которая может дать ему адрес Лоуренса. А взамен получит свои кровавые деньги и паспорт из Департамента иммиграции. Ну и пусть она сделает это.
Я же должен заняться другим.
Хотя бы просто пообедать.
16
Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески. Я лежал под покрывалом в постели Салли Рэнд. Салли в белом брючном костюме лежала рядом со мной поверх покрывала.
Она опиралась на подушку, курила и читала журнал «Вэнити фейр». Если меня не подводила память, то сегодня было воскресенье, а по воскресеньям у нее не было дневных выступлений. Местные ханжи не позволили бы это в воскресный день.
Я медленно сел в постели.
– Доброе утро, – приветствовала меня Салли, искоса поглядывая на меня с хитренькой улыбкой.
– Оно все еще продолжается? Я имею в виду утро.
– Да, еще несколько минут...
– Так уже почти полдень?
– Да. Как ты себя чувствуешь?
– Не так, как вчера.
– Да, и все-таки как же?
– Ко всему прочему у меня сегодня болит голова.
В ухмылке Салли можно было прочитать все ее предупреждения.
– Тебе не следовало вчера пить столько рома.
– Это была твоя идея.
– Нет, не моя. Ты послал меня за ним.
– Я?
– Да, я лишь предложила алкоголь в качестве обезболивающего. Ты же не стал пить ничего более цивилизованного, типа джина. А настоял, чтобы я принесла тебе именно ром.
– Мальчик болен, и за ним следовало ухаживать.
– Значит, ты вполне заслужил похмелье. Салли положила сигарету в пепельницу, стоявшую на столике рядом с постелью, и отложила журнал.
– Что еще у тебя болит?
Я покрутил плечи и поднял ноги.
– Да ничего, даже немного получше.
Салли откинула покрывало.
– Да, у тебя меняется цвет синяков. Черно-синие синяки на ногах стали лиловыми, по их краям появились желтоватые круги.
– Почему бы тебе не принять душ, – предложила Салли. – Я приготовлю полдник.
Я принял душ – сначала холодный, потом горячий и почувствовал себя гораздо лучше. У меня еще все болело, но дышать стало легче. Жутко трещала голова. Может, и к лучшему – похмелье заставляло мне забыть о другой боли. Я вышел из душа и растерся полотенцем. Нет, боль в теле не усилилась. В медицинском шкафчике рядом с раковиной я нашел коробочку с зубным порошком и новую зубную щетку. Почистив зубы, я почувствовал, что постепенно становлюсь человеком. Обернув вокруг талии чистое полотенце, я поковылял в спальню.
Новый костюм, купленный на деньги Нитти, был разложен на постели. Там лежали новая рубашка, шляпа, носки и нижнее белье. Похоже, мои друзья хорошо позаботились обо мне. Я надел белье и брюки с рубашкой и отправился на кухню, где Салли хлопотала над полдником. Уже приготовила омлет с порезанными овощами и сыром. Почему-то он напомнил мне о гарнире в «Стейки Пита», и я почувствовал легкую тошноту. Но тут же взял себя в руки. Салли ничего говорить по этому поводу не стал.
Я уселся за стол, Салли посмотрела на меня с материнской улыбкой.
– Барни принес твои вещи.
– У меня, конечно, мало друзей, но они настоящие, верные.
– Я принадлежу к ним?
– Сегодня ты и Барни открываете этот список. Если бы Барни не появился, когда эти парни «плясали» со мной, я бы лежал сейчас в реанимации.
Я засмеялся и снова почувствовал боль.
– Они не ожидали, что чемпион мира придет мне на помощь. У того мужика, которому он вмазал, наверное, до сих пор распухшая физиономия.
– Он хорошо о них позаботился, да?
– Нормально, если помнить, что он – легковес, да и они постарались смыться поскорее.
– Ты их знаешь?
– Нет, их имена не знаю. Это полицейские из Восточного Чикаго.
– Копы-полицейские?
– Да, Салли, ты читала сегодняшние газеты или кушала радио?
Она пожала плечами.
– В другой комнате есть воскресная «Трибюн», возьми, если хочешь посмотреть комиксы.
– Меня не интересуют комиксы. Как насчет радио?
– Слушала, а в чем дело?
– О чем говорилось в новостях?
– О жаре. Сегодня опять будет очень жарко. Вчера от перегрева умерло семнадцать человек, и сегодня объявили еще о шести.
– Как приятно сидеть дома, под кондиционером.
– Почему ты спросил меня об этом? Тебя же, наверное, интересуют не проблемы, связанные с
