– С этим не поспоришь.
О'Хара вновь переключился на пистолет, который он чистил: в этот момент в стволе пистолета был ершик для чистки трубок. О'Хара сказал:
– Он всегда принимал верные решения.
– Кто?
О'Хара ответил немного раздраженно:
– Наполеон.
А потом задумчиво добавил:
. – Однажды ему надо было решить, везти с собой полгоры тысячи пленников или уничтожить их.
– Действительно?
Он потряс сжатым кулаком.
– Наполеон приказал всех расстрелять, приняв решение за пять минут.
Какое решение принимал недавно мистер О'Хара в своем офисе?
– Мистер О'Хара. Эдди. Я осмотрел ваше оборудование: никаких сверхъестественных проблем, принимая во внимание, что у вас больше двадцати сотрудников безопасности.
– Никаких проблем, касающихся чего?
– Вашей ситуации с карманными воришками. Трибуны для публики достаточно велики для эффективного контроля, поэтому я сомневаюсь, что там карманники могут нанести серьезный ущерб. Скорее, их следует опасаться у кассовых окошек или у стоек тотализатора.
О'Хара кивнул – выражение его лица было напряженным, как будто он не мог уловить смысл моих слов.
– Во всяком случае, – сказал я, – за несколько недель до начала нового сезона мы можем дать вашим работникам некоторые указания. Не только охранникам, а всем – швейцарам, концессионерам... У вас есть вопросы?
– Как вы приехали сюда?
– Что?
– Вы приехали на своей машине?
– Нет. По железной дороге до Ларами, а потом я взял такси. Одному из моих сыщиков понадобилась моя машина. Но почему вы спрашиваете?
– Отлично, – улыбнулся он, правда, больше себе, чем мне. – Я отвезу вас в Луп.
– Это ни к чему. – Так же, как и моя поездка в Спортивный парк была совершенно необязательна.
– Нет! Я настаиваю.
Кто-то постучал в дверь.
– Да? – спросил О'Хара.
Маленький, похожий на мальчика, аккуратно одетый седеющий человек, улыбаясь, вошел в комнату.
– Извините меня, господа. У вас конфиденциальный разговор? – спросил он.
– Не совсем, Джонни, – сказал О'Хара, слегка поднимаясь. Одной рукой он пригласил его войти, а другой продолжал чистить свой пистолет.
Я встал и пожал маленькому человеку руку.
– Это Нат Геллер, частный детектив, – представил меня О'Хара. – Нат, это...
– Я узнал его честь, – сказал я, стараясь не прищелкнуть языком.
Я сразу же узнал его, хотя никогда не встречал раньше. Это был Джонни Паттон, мальчик-мэр Бернхема. «Мальчику» было за пятьдесят. По-моему, ему было лет четырнадцать, когда он открыл свой салун, а когда ему еще не исполнилось двадцати, его впервые избрали мэром Бернхема – еще одного пригорода, вроде Стикни и Цицеро, где жили, в основном, всякие проходимцы. Одно время он служил на побегушках у Джонни Торио; в последние годы он уютно пристроился в кармане Фрэнка Нитти.
Он также был главным партнером О'Хары по Спортивному парку. Конечно, не принимая во внимание тех, кто стоял в тени.
– Да-да, Нат Геллер, – сказал Паттон, кивая мне, чтобы я снова сел. Но сам он остался стоять. – Вы собираетесь помочь нам решить проблему с карманными воришками?
– Да, хочу попробовать.
– Я уверен, что вы сможете сделать это для нас. Я слышал о вас много хорошего.
«Опять Нитти?» – спрашивал я себя. На сей раз у меня хватило ума не сказать этого вслух.
Он обратился к О'Харе:
– Ты бы мог зайти в мою контору, Эдди? Мы с Биллом подготовили последний рекламный материал, и мне бы хотелось, чтобы ты на него взглянул.
– Ну конечно, – произнес О'Хара, поднимаясь. – Подождите немного, Нат. Я отвезу вас в Луп.
– Отлично, – ответил я. Паттон спросил:
– Вы поедете назад с Эдди?
– Да, – ответил я.
– Ну ладно, – сказал он.
И обняв О'Хару за плечи, Паттон вместе с ним удалился.
Вскоре в комнату вошла мисс Каваретта. На ней был другой костюм, но тоже мужского покроя: он еще больше подчеркивал ее отнюдь не мужские округлости. Конечно, привлекательная женщина, хотя в ней была какая-то вест-сайдская суровость, и ей явно было за тридцать пять. Она немного встревожилась, увидев меня, или показалась встревоженной, потому что она вообще-то производила впечатление хладнокровного человека.
– Ну что ж, привет, – промурлыкала она.
– Привет, – ответил я.
– Я не знала, что вы здесь.
– Кажется, все еще здесь. Странно, что я впервые вижу вас сегодня. Я ожидал, что вы будете записывать наш с мистером О'Харой разговор.
– Да, м-м-м, Эд в последнее время просит меня следить за временем на его деловых встречах. Но я только что вернулась с ленча.
В середине стены с фотографиями висели квадратные часы с римскими цифрами.
– Мистер О'Хара, наверное, отличный шеф, – сказал я, кивая на часы. – Сейчас без четверти два, а вы только что пришли с ленча.
– Но я не могла уйти до часа, – сказала секретарша, нимало не смущаясь. Она подошла к вешалке возле шкафа с книгами и торжественными бюстами Наполеона. На вешалке висели пальто О'Хары и мое. Стоя ко мне спиной, она принялась рыться по его карманам; швы на ее одежде были прямыми, несмотря на извилистую тропу, по которой они проходили.
Потом Каваретта обернулась, пожала плечами и показала на открытые ладони.
– Я искала ключи, – сказала она. – Не могу найти кое-какие бумаги. Может, они в машине.
Ей не следовало ничего мне объяснять. Интересно, почему она так взволнована?
– Скажите мистеру О'Харе, что я вернулась с ленча, хорошо? – попросила она и вышла.
Все интереснее и интереснее.
Я встал и осмотрелся. На стене с фотографиями в рамочках, как раз под часами, в рамке висело стихотворение, написанное буквами с завитушками:
Жизни часы заводят лишь раз, Но смертному знать не дано, когда остановятся стрелки часов:
В ранний иль поздний час?
А пока не настал он – Время жить и любить, И работать, себя не щадя, Не надейся на завтра – ведь завтра, увы, Жизни встанут часы, может быть.
Впитав в себя философский замысел стихотворения, я снова сел. Казалось, что люди с фотографий, стоявших на столе О'Хары – мальчик и две девочки, которые, судя по различным снимкам, превратились в красивого юношу и двух привлекательных молодых женщин, – так же неловко здесь себя чувствуют, как и я. Их невинные лица были совсем не к месту здесь, рядом с пистолетом, лежащим на поверхности стола.
Улыбаясь, вошел О'Хара. Но это не была его фальшивая улыбка. Он сказал:
– Вижу, вы любуетесь моими детьми.
