видец в последний раз у окулиста был. Может, он из тех, кто на охоте с трех метров в слона не попадает. Зовут-то его как? Вдруг знакомый.
- Я ж тебе говорю – автоинспекция нам в уголовку даже этого не сообщила. На словах только сказали… сейчас… дай вспомнить… фамилия у него какая-то… мокрая, скользкая.
- Рыбкин? Или может – Водяной? О! Попандопуло!
- Почему Попандопуло?
- Потому, что артист Водяной.
- Да иди ты… сейчас… сейчас вспомню.
Горохов уставился в потолок и начал бормотать: Карпов, Уткин, Гусев, Раков, Щукин, Лебедев, Крылов… тьху, пропасть! Это Федорина так развеселило, что он, притопывая, запел:
- Я водяной, я водяной, никто не водится со мной…па-ра-ра-рам… мои подружки – пиявки да лягушки… тьфу, какая гадость!
- Вот! – завопил Горохов, – Лягушкин! Ой, нет, не Лягушкин… Жабин! Жабин он и есть!
И, хлопнув ладонью по столу, он расхохотался:
- Мы с тобой, Федорин, два адийота. Что стоит снять трубку и позвонить в автоинспекцию? А мы тут игру в синонимы затеяли!… Кстати, я бы на месте этого Жабина еще в шестнадцать лет фамилию бы сменил. Ну, в крайнем случае – взял бы супругину. Козлов там или Барабашкин. Я себе представляю, как его самого и его детишек в школе достают.
- Потому и не поменял фамилию, что Жабин. По жизни.
- Логично. Остается этого Жабина вызвать и проверить на предмет диоптрий, а также склонности к фантазии.
- Ты знаешь, Горохов, где-то я эту фамилию уже слышал.
- Вспомнишь – скажешь. Надеюсь, не «голоса» твои тебе ее подсказали.
- Да нет, где-то поближе.
- Ты не обижайся, я твою версию относительно «москвича» обязательно пробью. Вот те крест! Что-то и мне не нравятся свидетели, которые больно складно все рассказывают.
Песня близится к заключению. Под стражу…
Черновая расшифровка протокола допроса свидетеля.
- Так, фамилию-имя-отчество ваши я записал, теперь, пожалуйста, год рождения, адрес.
- Не понимаю, зачем этот церемониал? Я вас попрошу… Перед вами лежит мой паспорт, переписывайте из него все, что вашей душе угодно.
- А я попрошу вас успокоиться. Такой порядок. В соответствии с процессуальным кодексом Российской Федерации по окончании допроса свидетель обязан от руки написать внизу каждой страницы следующий текст: «С моих слов записано верно». И расписаться. Чувствуете разницу? «Записано с моих слов», а не «переписано из моего паспорта».
- Формалисты!
- Правильно. Но как по мне – это лучше, чем разгильдяи. Опять-таки, в соответствии с процессуальными нормами, наш с вами разговор записывается на служебный диктофон. При желании вы сможете ознакомиться с расшифровкой записи.
- А что – протокола уже мало?
- Разное бывает. Особенно во время суда. То вдруг начинают жаловаться, мол, следователь давил или записал не так, или свидетель недоглядел, когда протокол подписывал. Тогда предъявляют расшифровку записи, а при необходимости и саму запись. Но я надеюсь, у нас до этого не дойдет.
- Взаимно.
- Хорошо. Ваш год рождения я переписал, если вы с ним не согласны, внесете потом отдельные исправления и распишетесь. Относительно места проживания, надеюсь, у вас возражений нет?
- Нет! Улица командарма Миронова дом 2-а. Квартира 11.
- Погодите-погодите… минуточку… точно! Вы живете по соседству с погибшим…
- Совершенно верно. С моим погибшим начальником.
- Сенатским?
- Да. Что тут удивительного? Город у нас маленький.
- А таких домов, как ваш, вообще один.
- Это что – имеет отношение к делу?
- Извините. Продолжим. Место работы, должность?
- Офис-менеджер общественной приемной помощника члена Совета Федераций России господина Тошмана Вениамина Елисеевича по Матюганскому избирательному округу. Теперь уже покойного помощника…
- Искренне сочувствую.
- Что вас еще интересует кроме факта моей, так сказать, соседской близости с погибшим начальником?
- Вы отвечали за прием посетителей?
- Да. У нас вообще людей раз-два – и обчелся. Вениамин Елисеевич казенных денег на ветер не швыряет.
- Кто кроме вас еще в штате?
- Референт по письменным заявлениям и жалобам, Редкозуб Мария Прохоровна, вы ее уже допрашивали. Водитель, он же охранник. Допросить его вы уже не сможете. Он был за рулем в тот день. Ну, еще уборщица, ночная охрана – вот, пожалуй, и все.
- Объясните, пожалуйста, порядок приема посетителей помощником сенатора.
- По понедельникам у нас запись. Весь день. Во вторник мы никого не принимаем, регистрируем и рассматриваем письменные заявления и жалобы. В среду знакомим, точнее, знакомили Сенатского – кто, что и зачем. Потом сортировали – и письменно приглашали заявителей и жалобщиков на прием. Вообще-то во всех учреждениях это делают по понедельникам, но у нас прием проходил по пятницам.
- Спасибо, понял. Так как же вы регистрировали уже, собственно, посетителей, а не просителей?
- Очень просто. Когда человек записывался, ему вручали карточку с номером, а он оставлял свои координаты. А когда являлся в назначенный день, показывал эту карточку, садился и дожидался своей очереди. Мы отмечали его в общем списке – вот и все.
- А если не являлся? То не отмечали?
- Отмечали. Писали «не явился». Но таких было всего ничего. Кто заболел, кто умер…
- Эти списки у вас случайно не сохранились? Хотя бы за последние полгода?
- Сохранились. И не случайно. А специально. Я их даже с собой прихватила.
- Откуда такая предусмотрительность?
- Оттуда, что всегда найдется какой-нибудь Феликс Эдмунд о вич…
- Меня зовут Юрий Эдм у ндович…
- Извините. Всегда найдется какой-нибудь зануда, который вместо заниматься делом станет задавать мне идиотские вопросы.
- Успокойтесь, пожалуйста. Воды налить?
- Себе налейте. Вениамин Елисеевич приезжает послезавтра.
- Спасибо за предупреждение. Я могу посмотреть списки, о которых вы говорили?
- Ради Бога!
- Я дам расписку.
- Можете их вместо обоев на стены наклеить. Это ксерокопии, оригиналы – в офисном сейфе.
