– Слушай, а кто сказал: «Карфаген должен быть разрушен!»? – вдруг спросил Култаков. – Не Геракл случайно?
Скачко удивленно посмотрел на него.
– В древнегреческих мифах, что ты мне подарил, я про Карфаген не нашел!
– В-первых, Карфаген не миф, а реальный город! Можно даже сказать: государство! И существовало оно во времена Древнего Рима, а не Древней Греции!
– А ну-ка, ну-ка, расскажи! – заинтересовался он.
– Карфаген – это город-государство на севере Африки, ныне рядом расположен Тунис. А Карфаген был разрушен римлянами в третью Пуническую войну. Само это выражение принадлежит полководцу и государственному деятелю Древнего Рима Катону Старшему. Все свои речи в римском Сенате, о чем бы там ни шла речь, Катон всегда заканчивал одной фразой: «Карфаген должен быть разрушен!» – полковник усмехнулся. – Вот такая история!
– Хороший мужик был этот Катон! Сейчас бы сказали: упертый! Как наш Юрий Владимирыч! Он так же говорит!
– Как?
– Карфаген должен быть разрушен! Прямо слово в слово!
– И что он имеет в виду?
– А он это обо всей нашей Империи продажных торгашей! Кто еще их разрушит, как не мы?! Согласен?
Скачко пожал плечами.
– Только одним нам, пожалуй, не справиться, – помолчав, неторопливо произнес полковник.
– Вот тут ты прав! – мгновенно возбудился генерал. – Против нас такая силища прет, ой-ё-ёй! Но ничего! Мы их всех в бараний рог скрутим! Верно, говорю?!
Полковник помедлил и кивнул.
2
Беркутов вошел в свой двор, двинулся к подъезду, но неожиданно увидел жену и остановился. Она сидела на краю песочницы и курила. Он недоуменно оглянулся. Двор был пуст, лишь небольшая стайка молодых ребят разместилась на лавочках у одного из подъездов и под гитару дружно напевала «Синий троллейбус» Булата Окуджавы. Беркутов решительно направился к жене, молча сел рядом. Та сразу заметила его, но ничего не сказала. Даже не посмотрела в его сторону. Лишь потушила сигарету.
– Ты вроде завязала с этой вредной привычкой? – заметил он. – Или втайне от меня куришь?!
Лида не ответила.
– А вечером уехала, не попрощавшись, что еще за фокусы?! Я вообще-то в первую очередь твой начальник!
– Я решила подать на развод! – вдруг отважно выложила она. – Ты ведь этого хочешь?
Он шумно вздохнул.
– Опять Зоя? – улыбнулся он.
Лида ответила не сразу.
– Да, опять Зоя! Только теперь не домыслы и не моя фантазия! – с обидой высказала Лида. – Я сама видела, как вы целовались!
Беркутов усмехнулся. У Лиды в глазах сверкнули слезы. Она вытащила платок.
– Да, мы целовались! – рассердился он. – Зоя уезжала в командировку, я поцеловал ее на дорожку, так принято, и ничего тайного тут нет! А тебе в голову всякая дребедень лезет! Вот скажи: зачем ты себя изводишь по пустякам? Или просто изводить нравится?
Он вздохнул, прижался к ней щекой. Но Лида не шелохнулась.
– Конечно, мне приятно, что дамы на меня поглядывают! – прошептал он. – Это, как говорится, взбадривает! Я не пью, не курю, так дай хоть с женщинами иногда пококетничать! А то изнутри сжирает диабет, а снаружи комитет! Ну скажи, какие при таких жутких раскладах могут быть тайные шуры-муры?!
Она впервые улыбнулась.
– Зойка в тебя влюблена, вот я и бешусь! – помолчав, призналась Лида. – Я же простая, обыкновенная женщина, а ты у нас всеми обожаемый, всем необходимый и недосягаемый Георгий Константиныч! Вот все и стараются к тебе на грудь прилечь. А я этого не хочу! Я собственница! Мое – и не трогай! – последние слова она произнесла уже жалобным тоном, и Беркутов обнял ее, недовольно покачав головой.
Маша сидела за столом и смотрела на часы. Стрелки показывали без пяти десять. Маша не выдержала, поднялась, заходила по гостиной. Она снова подошла к фотографии мужа, взглянула на его суровое лицо, кивнула ему, но муж упорно молчал. Маша укоризненно покачала головой.
– Вот вы за мной каждый день надзираете! – с вызовом заметила она. – И что, много интересного понадзирали?!
Но Скачко молчал. Маша не выдержала и повернула фотографию мужа лицом к стене.
Полковник Скачко открыл глаза, огляделся. Он сидел за письменным столом в своем кабинете. Перед ним лежал чистый лист бумаги и ручка. Боков сидел напротив. Скачко поморщился.
– Я что, заснул?
Боков кивнул.
– И в голову для отчета начальству ничего не лезет! Завари кофейку! Что у нас по Зое Платоновой? Твои ребята ею хоть занимаются? Кто отслеживает ее перемещения? Вот где она сейчас?!
Полковник вдруг возбудился, впился суровым взглядом в Бокова. Тот, занимаясь приготовлением кофе, не спеша стал докладывать:
– Зоя Платонова… уже…
Он взглянул на часы.
– Десять минут назад уехала поездом в Кострому. В служебную командировку, выбивать поставку сыров, сервелата и прочих деликатесов на следующий год. У гастронома номер один прямые договоры со многими производителями. Кострома – один из таких регионов. Полагаю, что Зоя Сергеевна уехала до конца недели, и это для нас удобный момент: на чужой территории вступить с ней в неформальный контакт и перетянуть на свою сторону. Готов сам поехать следом за ней в командировку!
Боков взглянул на полковника. Скачко хмыкнул, задумался.
– Почему раньше не доложил?!
– Мне только что сообщили!
– Что, завел своего человека у Беркутова?
Боков кивнул.
– Молодец! Вот за это хвалю! – одобрительно кивнул он. – Мы должны ему платить?
– Да нет! За моим осведомителем и раньше водились кое-какие грешки: страсть к фарцовке, к примеру. Скорее всего, и сейчас водятся, а потому он и не раздумывая согласился с нами сотрудничать! – победно доложил майор.
Скачко нахмурился:
– Только предупреди, чтоб держал язык за зубами! Дело-то пока неофициальное!
– Уже предупредил!
Скачко усмехнулся.
– А ты считаешь, что, поехав за Зоей Сергеевной в командировку, справишься с этой дамочкой?
– В каком смысле?
– В стратегическом! То есть сумеешь войти с ней в столь близкий доверительный контакт, при котором она откроет тебе все тайны и махинации Беркутова?!
Боков задумался, ответил не сразу.
– Я не ручаюсь, – растерянно пробормотал он. – Но все равно попробовать стоит. Кстати, первый контакт с ней у меня вроде бы получился. Мы довольно откровенно поговорили.
Скачко пододвинул к себе телефон, набрал номер. Но вызываемый абонент не отвечал. Боков деликатно молчал. Скачко нахмурился, положил трубку, удивленно хмыкнул.
– А где Ширшов?
– На боевом посту.