было видно по тому, какую уверенность он излучал, по тому, как светились его дьявольские темные глаза. Эта прогулка не имела никакого отношения к тому, играл ли он в хоккей в детстве.
Он тоже встал на ноги, которые не слушались и разъезжались. Тут же схватился за спинку скамейки, на которой они надевали коньки, при этом стараясь выглядеть так, как будто он только тем и занимается, что целыми днями ездит на роликах.
Притвориться у него не получилось, и это было забавно.
— Не вставай, — предупредил он ее. — Давай просто посидим на скамейке и будем делать вид, что мы отдыхаем.
Черт его возьми! Она почувствовала, что опять не может сдержать улыбку.
— Он поймет, — сказала она, кивнув на парнишку, который выдавал им коньки. Он же на велосипеде чуть не сбил их недавно.
— Эй, старичье, давайте! Что же вы? Я хочу посмотреть.
— Я тебе не старичье, — сказал Адам низким холодным голосом, так что у Тори побежали мурашки по спине.
— Да, сэр, — ответил мальчик, нисколько не смущенный.
— Кажется, я защищал его брата в деле об убийстве, — сказал Адам Тори, глядя в маленькую будку, где мальчишка увлеченно уткнулся в комиксы. — Мне жаль, что я так старался.
Она больше не могла сдерживаться и рассмеялась:
— Если не хочешь остаться старичьем навсегда, пора уходить с этой скамейки.
— Леди вперед, — галантно предложил он.
Аккуратно она попыталась встать на ноги.
— Как будто балансируешь на доске, которая стоит на шарах, — сказала она, когда ноги стали разъезжаться независимо от ее желания. Она ухватилась наконец за спинку скамейки.
— Я по крайней мере сохраняю свое достоинство, старушка, — поддразнивал он ее.
Она сдула прядь, мешающую смотреть, и взглянула на него. Потом попыталась выпрямиться и поехать. Кончилось тем, что она крепко уцепилась за его талию.
Он уставился на нее, и глаза его на мгновение потемнели.
Ее сердце выскакивало из груди. Было бы неплохо все-таки оторваться от Адама. Но если она двинется, то приземлится ровно на пятую точку.
— Это маленькое чудовище наблюдает за нами! — сказал он сквозь зубы.
— Давай тогда все-таки уйдем с этой проклятой скамейки.
Он так и сделал, по-прежнему обнимая ее.
— Повернись направо, — скомандовал он.
Они развернулись и сделали несколько неуклюжих шагов.
— Этот поганец издевается над нами!
— Адам, мне кажется, мы очень смешные.
Мимо проехал мужчина, ухмыляясь и качая головой.
— Ладно, — сказал Адам. — Здорово покатались. Кажется, где-то неподалеку я видел ресторанчик.
— Забудь. Это была твоя идея. Мы должны сделать один круг по парку.
— Этот парк хотя бы стал поменьше?
— Нет. Я пыталась тебя отговорить, ты не слушал. Ты обещал мне развлечение и смех.
— Ну вот они все и смеются, — он мрачно кивнул на группу велосипедистов, проезжавших мимо.
— Адам, не наваливайся на меня так. Я сейчас упаду.
— Я сниму коньки, — просиял он, как адвокат, который только что нашел выход из неразрешимой ситуации.
— Нет!
Он проигнорировал ее протест:
— А свои оставь, я тебя покатаю.
— Нет!
— Можешь закрыть глаза, представь, что ничего не видишь. Я буду твоей собакой-поводырем. Это будет смешно. Обещаю.
— Нет, ни за что.
— Я ненавижу, когда ты говоришь «Нет, ни за что».
— Ты давно не слышал, как я говорю это.
— Кажется, это было не так давно.
— Да? Когда ты последний раз это слышал? Я тебе никогда не говорила «нет».
— Нет, говорила. В ту ночь, когда я попросил тебя выйти за меня замуж.
Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Точно. Единственный раз, когда она сказала «нет» Адаму.
— Извини, — пробормотала она. — Мне действительно очень жаль, гораздо больше, чем можно было бы предположить.
— Ты про катание на роликовых коньках или про что-то еще?
Он вздохнул, но неожиданно ноги разъехались, и они чуть не повалились вместе на землю. Он замахал руками, чтобы устоять.
— Мы приближаемся к горке, — хмуро предупредил он ее.
— Это не горка. Маленький холмик. На велосипеде ты через такие прыгал сотни раз.
— Но я был тогда в форме!
— Кажется, ты похож на старую развалину!
— У меня был перелом, кости плохо срослись.
Они катились по небольшому спуску. Она смеялась ветру, обдувавшему лицо, тому, как Адам вцепился в ее локоть. Она обернулась и засмеялась сильнее, когда увидела его мученическую гримасу.
— Я смеюсь! — задыхаясь, прокричала она ему. — Ты был прав, здесь действительно весело.
— Тори, помедленней. Это не весело. Ты вовсе не смеешься. Это просто сдали нервы.
— Попробуй отталкиваться коньками, вот, смотри…
А потом они едва не упали, еще и еще, пока наконец чудом не приземлились на газоне возле дорожки. Она никак не могла перестать смеяться, хотя острая боль пронзила ногу.
Он упал на нее сверху, лицом к лицу, и на мгновение ей показалось, что он поцелует ее. Она замерла под его тяжестью. Если он поцелует ее, то мир никогда не будет прежним.
— Кажется, я повредила коленку, — простонала она, пытаясь выиграть время.
— Ты серьезно?
— Боюсь, что да. О-о-о, больно.
Тори лежала на спине и смотрела на безмятежное голубое небо, пушистые облака. Она чувствовала, как он освобождает ее ногу от брюк, что было не слишком трудно, поскольку они были размера на два больше. Ей приходилось носить ремень, чтобы они не сваливались.
Затем она почувствовала его сильную руку на своей ноге. Когда успела обычная, перепачканная во время копания в саду коленка превратиться в такую эрогенную зону?
— Не трогай! — сказала она сквозь стиснутые зубы. Его прикосновение стало еще осторожнее, еще нежнее.
— Нога немного припухла. Тебе очень больно?
— Просто агония, — сказала она, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Две женщины, около тридцати, очень стильные, с большими породистыми собаками на поводках, прошли мимо, громко смеясь и посылая откровенно заинтересованные взгляды в его сторону.
Адам взглянул на них. Одна из них улыбнулась.
Он повернулся и удивленно спросил у Тори:
— Моя знакомая?
— Я не в курсе, — нахмурилась Тори, — тебе лучше знать.
Он не ответил.
— Кажется, травма не очень серьезная, но сезон роликовых коньков закончен. — Он старался не
