— А куда же тогда унитазы со стройки Парфенона делись? — не согласился с ним другой, чуть более чистый, прораб, наверное.
— А что все ложно и потому непостижимо и что даже не должно быть для этого отличительного критерия — это и обнаруживается на обмане чувственных восприятий, — ответил ему первый.
— Я что, слепой, что ли? — воскликнул прораб
— Кульминационный критерий всех вещей ложен, поэтому и все по необходимости ложно. Все вещи ложны! — настаивал первый.
— А накладная? — усилил свой вопрос прораб.
— Что накладная?!
— По накладной-то ведь было девяносто три с половиной унитаза! В суд подам! Докладную напишу!
— На крышке унитаза и напиши.
— Постой-ка, Афиноген, сын Деметрия, — попытался успокоить его второй. — Кто же есть тот, кто судит научно и технически? Простак или истинный прораб? Но простаком мы тебя не смогли бы назвать, так как ты уже попорчен знанием технических особенностей. Поэтому ты не можешь быть уверенным в распознавании того, что является перед тобой в качестве реального: унитаз или крышка от бачка.
— Так что: и бачки сперли?! — поразился прораб.
— Если нельзя ничего взять вне субъективного состояния, то надо доверять всему, что воспринимается согласно соответствующему состоянию, Дмитрич.
— Ну, вы даете, так вашу и перетак! Значит, ты отвергаешь критерий, потому что хочешь быть ценителем существующего, но плохо лежащего?
— Ну, — согласился третий.
— Значит, не знаешь, кто спер унитазы и сливные бачки?
— Знаю, конечно.
— Кто же?
— Гомер, конечно. Кто же еще.
— Тьфу, на тебя!
А тут уже и четвертый завел речь.
— Ничего, Митрич, не существует. А если даже оно и существует, то непостижимо для человека. А если оно и постижимо, то уж, во всяком случае, невысказываемо и необъяснимо для другого.
— О чем это ты?
— Да о ваннах…
— Что? И ванны сперли?
— Если что-нибудь существует, Митрич, например, ванна, то оно есть или сущее, или не-сущее, или сущее и не-сущее вместе. Но оно не есть ни сущее, как тебе сейчас будет ясно, ни не-сущее, как мною будет показано, ни сущее и не-сущее вместе, как будет преподано и это. Значит, ничего не существует.
— Теперь-то уж точно на складе ничего не существует, но ведь существовало!
— Экий ты, Митрич, непонятливый…
— Ну, мать вашу! Прут! Все подряд прут!
— Подожди, Митрич… Мы ведь не можем с тобой признать, что сущее не существует?
— Не можем. Ну?
— Следовательно, не должно существовать не-сущее.
— Ну?
— Однако и сущее не существует.
— Да я уж понял… Снова, что ли мне объяснительную писать? Снимут ведь меня с работы, а за что?
— Нет, не снимут, — вдруг загалдел народ. — За что тут снимать-то?
— Слушай дальше мое мнение, — попросил четвертый. — Если сущее вечно, то сущего вообще нет.
— Неужели весь склад разобрали?! Там ведь без спецтехники не обойтись!
— А это сущее, например, спецтехника, не может быть и преходящим.
— Ты мне скажи, спецтехнику тоже угнали?
— Я же тебе только что доказал, что она не существует.
— Ну, дела у нас на стройке. Б…цкий род!
— А вот другое доказательство. Если оно, например Парфенон, существует, оно или единое, или многое. Но, как ты сейчас увидишь, оно и не единое, и не многое.
Тут все обратили свои взоры на Акрополь. Парфенона на нем, действительно, не было.
