понимать друг друга. Тогда пойми следующее, незнакомец: шелковистая сифака либо окажется у меня, либо умрет. Без вариантов.
— Ты не должен так поступать. Слишком многое поставлено на карту.
— Должен. У меня нет выбора. А теперь, направь животное ко мне, иначе Дворецки выстрелит.
Все это время лемур сидел на голове у четырнадцатилетнего Артемиса и выдирал когтями нитки из капюшона.
Двое мальчишек, которые на самом деле были одним, долго смотрели друг на друга.
«Я поступил бы так же», — подумал старший Артемис, пораженный решимостью во взгляде собственных голубых глаз.
Он осторожно поднял руку и снял шелковистую сифаку со своей головы.
— Тебе придется вернуться, — тихо произнес он. — Тебе там вкусненького дадут. На твоем месте я держался бы поближе к большому человеку. Тот, что поменьше, не слишком добр.
Лемур ущипнул Артемиса за нос, совсем как Беккет, развернулся и побежал по проводу к Дворецки. Зверек постоянно принюхивался, и ноздри его раздулись, когда учуяли лакомство в пакетике.
Несколько секунд спустя он уже сидел у младшего Артемиса на руках и с довольным видом окунал длинные пальцы в желе. Лицо мальчика победоносно сияло.
— А теперь, — сказал он, — советую не двигаться, пока мы не уйдем. Думаю, пятнадцати минут будет достаточно. Затем можешь отправляться своей дорогой и считать себя везунчиком, потому что я не приказал Дворецки усыпить тебя. Запомни боль, которую сейчас испытываешь. Горечь полного поражения и безнадежности. И если еще когда-нибудь решишь встать на моем пути, вспомни об этой боли, и, возможно, это заставит тебя передумать.
Старший Артемис был вынужден беспомощно наблюдать за тем, как Дворецки запихивает лемура в сумку, как мальчишка с телохранителем начинают спускаться по лестнице. Через несколько минут темноту вспороли лучи фар «бентли», машина покинула Ратдаун-парк и выехала на шоссе. Они направились прямо в аэропорт, вне всяких сомнений.
Артемис крепко сжал рукоятки лебедки. Он не собирался признавать себя побежденным, отнюдь. Напротив, он собирался еще раз перейти себе десятилетнему дорогу, и чем скорее, тем лучше. Слова мальчишки только укрепили его решимость.
«„Запомни боль“! — подумал Артемис. — Как же я себя ненавижу».
Глава 8
ТРЕЗВЫЙ РАСЧЕТ
Спустившись наконец с опоры, Артемис обнаружил, что Элфи исчезла. Он оставил ее у входа в туннель, но теперь лицезрел только истоптанную грязь.
«Следы, — подумал он. — Полагаю, теперь мне придется искать Элфи по следам. Надо было все-таки прочесть „Последнего из могикан“».
— Не обращай внимания, — раздался голос из канавы. — Ложный след. Я проложил его на тот случай, если огромный вершок пригласит нашу подругу из полиции на чашечку чая.
— Толково, — похвалил Артемис, вглядываясь в темноту. От кучи земли отделилась косматая тень и превратилась в Мульча Рытвинга. — Кстати, почему ты это сделал? Я думал, ты считаешь полицейских врагами.
Гном поднял короткий, заляпанный грязью палец.
— Мой враг — ты, человек. Ты — враг всей планеты.
— Тем не менее ты согласился помочь мне за золото.
— За колоссальное количество золота, — поправил Мульч. — И возможно, за жареную курицу. С соусом для барбекю. И за большую бутылку «пепси». И за еще одну курицу.
— Ты голоден?
— Я всегда голоден. Гном не может питаться одной землей.
Артемис не знал, смеяться ему или плакать. Мульч никогда не понимал серьезности ситуации — или ему просто нравилось создавать о себе такое впечатление.
— Где Элфи?
Мульч кивнул в сторону похожей на могилу кучу земли.
— Я закопал капитана. Слишком громко стонала. Арти то, Арти сё, а еще часто повторяла «мама».
«Закопал? Элфи же страдает клаустрофобией».
Артемис упал на колени и принялся разбрасывать землю голыми руками. Мульч понаблюдал за ним с минуту, потом демонстративно вздохнул.
— Позволь мне, вершок. Иначе провозишься до утра.
Он подошел, сунул руку в кучу и, покусывая губу, стал нащупывать какое-то известное только ему место.
— Нашел, — закряхтев, произнес гном и выдернул из земли короткую ветку.
Холмик, задрожав, развалился на маленькие кучки гальки и глины. Под ними лежала совершенно невредимая Элфи.
— Эта сложная конструкция называется «га-га», — сказал Мульч, помахивая веткой.
— И что это значит?
— А это значит «га-га-бе бу-га-га, нас не видно ни фига», — ответил гном, хлопнул себя по колену и расхохотался.
Артемис сердито посмотрел на него и осторожно потряс Элфи за плечи.
— Элфи, ты меня слышишь?
Элфи Малой открыла затуманенные глаза, закатила их, потом сосредоточилась.
— Артемис, я… о боги.
— Все в порядке. У меня нет лемура… вернее, есть, но у другого меня, только не волнуйся. Я знаю, куда тот я направляюсь.
Капитан Малой провела по щекам тонкими пальцами.
— Я хотела сказать: «О боги, я тебя поцеловала».
У Артемиса застучало в голове, ему показалось, что Элфи его гипнотизирует. Хотя ее тело омолодилось в туннеле времени, один глаз по-прежнему оставался голубым. Очередной парадокс. Завороженный, даже слегка оцепеневший, старший Фаул тем не менее отчетливо сознавал, что гипнотические чары здесь ни при чем. Магия волшебного народца не имела отношения к происходящему.
Юноша смотрел в эльфийские глаза и понимал, что эта, более молодая и более уязвимая Элфи в данных пространственно-временных координатах испытывает те же чувства, что и он.
«Посла всего того, что мы пережили вместе. А может, благодаря этому».
Воспоминание разрушило хрупкое мгновение, словно брошенный в паутину камень.
«Я солгал ей».
Артемис даже отшатнулся при мысли об этом.
«Элфи верит в то, что это она заразила мою маму. Я шантажировал ее».
И в этот миг он понял, что содеянного не исправить. Если он признается, она его возненавидит. Если нет, он сам себя возненавидит.
«Должен быть какой-то выход».
Ничего не приходило на ум.
«Мне надо подумать».
Артемис взял Элфи за ладонь и локоть, помог ей встать на ноги и выбраться из неглубокой, похожей на могилу ямы.
— Воскресла, — произнесла она насмешливым тоном и стукнула Мульча по плечу.
— Ой. За что меня ты, дева, истязаешь?
