– Не надоело еще кулаками махать?
Спартак глыбой возвышался над всеми – и над знаменской толпой, и над княжевской. Какая-то титаническая мощь в нем, как изнутри, так и снаружи. Гранитная в нем твердь, Мартын физически ощущал это. Ему самому хотелось быть первым, и он пытался убедить себя, что Спартак вовсе не исполин, он такой же, как все, просто выглядит чуть более внушительно. Но при этом ему вдруг стало спокойно за его широкой спиной, даже уютно. Извилины в его голове вытягивались в провода, по ним, как по телеграфной линии, промчалась мысль, что драки с княжевскими не будет. Если Спартак захочет решить дело миром, то накал страстей сойдет на нет. А ему, понятное дело, воевать с княжевскими не с руки.
– А тебе?
– Надоело. Поэтому я делом занимаюсь. Вот, работаю здесь, деньги зарабатываю.
Спартак говорил, едва разжимая челюсти, слова звучали не совсем разборчиво, но Дрын его прекрасно понимал. И желания посмеяться над его сломанной челюстью не возникало. Он тоже ощущал довлеющую мощь знаменского исполина.
– Знаю, как ты их зарабатываешь… Рынок под себя взяли! – зло, но без ненависти выдал Дрын.
– Взяли. Потому что нас на деньги кинуть хотели. Московские наехали, мы отбились. Ну и рынок заодно взяли… Что здесь не так?
– Мы тоже хотим! – набычился на Спартака Барабан.
– Флаг тебе в руки. Таких барахолок в Москве много. Тут по соседству одна есть, небольшая… так и нам до Рижского рынка как макаке до слона. Я не знаю, что там за бригада, но ты можешь пробить. Если что, мы тебе поможем. А домой вернемся, отпразднуем. Я тебе лично морду набью, – почти весело, но вовсе не в шутку сказал Спартак. – На радостях…
Барабан дернулся, реагируя на эти слова, но Спартак продолжал давить на него взглядом. Сила в нем была и уверенность, которых сейчас так не хватало княжевским, потому и поплыл Барабан. И Дрын промолчал, хотя тоже должен был как-то отреагировать на такое обещание.
– Дома драться будем, мы вражду там должны оставить, а здесь мы – свои среди чужих. Нам друг за друга держаться надо.
– Ну-у, я не знаю… – неуверенно дернул плечом Дрын. – А рынок правда есть?
– Ну, если сила есть, то и рынок будет… Вон московские как лютуют, все, что плохо лежит, под себя подметают. А мы собачимся по старой теме… В наши-то годы. Сейчас московские подъедут – вот потеха для них будет, когда мы друг друга мочить начнем…
– Куда они подъедут?
– Сюда. Толпу вот собрали, московских ждем… Ну так что, друг другу помогать будем?
Дрын думал недолго.
– Ну, если вы нам потом поможете, то мы с вами… А это что за беда?
С дороги на пустырь сползала вереница легковых автомобилей, погружаясь в клубы поднимаемой пыли. Впереди черная иномарка, за ней – четыре «девятки», две «Волги»… Пока все. Не густо. Но и не пусто. Если по пять рыл в одной машине, то на выходе – три с половиной десятка бойцов. И если все они будут такими же дюжими, как вчерашние качки, то не факт, что знаменские и княжевские смогут их порвать – слишком много «сырых» пацанов в их рядах. А если у московских еще и стволы будут…
– Московские это, – хищно сощурился Спартак. – Не слабо?
– Терпеть не могу московских, – оскалился Дрын.
– Ну, так надо им это объяснить.
– Да не вопрос… Только не бздеть, ладно?
– Лишь бы у вас ничего не сыграло… Ты давай справа, мы слева. И от нас далеко не отходи.
Спартак распорядился, и Дрын послушно кивнул. Глядя на это, Мартын мысленно снял шляпу перед своим бригадиром. Сам бы он не смог так четко разрулить ситуацию. Увы, не того он масштаба фигура, чтобы усмирить княжевских отморозков.
Спартаку приходилось видеть, как солдаты десантируются с боевых машин пехоты – сгружаются, разворачиваются в цепь, чтобы атаковать врага.
В Афгане противник не условный, там «духи», там реальная смерть. И здесь все по-настоящему. Из автомобилей, как из бронемашин, выбирались крепкие, разгоряченные ребята; и у них свое боевое построение, и они пришли сюда, чтобы бить и убивать.
– Мать моя женщина! – возмущенно протянул Мартын. – Как в водку вчера смотрели!
– Что такое? – не глядя на него, боком склонил к нему голову Спартак.
…Сагоян заявление не забрал, Свекольникова приняла решение о возбуждении уголовного дела, но при этом отпустила Спартака под подписку о невыезде. И к «свадьбе» он поспел как нельзя кстати. Подошел к своим, спросил у пацанов, что происходит, разобрался в ситуации – и теперь у него под рукой двойная сила. Человек восемьдесят на его стороне. А у московских и четырех десятков не наберется. Но у всех куртки нараспашку, и у некоторых видны рукояти засунутых за пояс пистолетов. Видимо, это и напрягло Мартына.
– Как чувствовал, что стволы у них…
Точно, это его и встревожило. И Спартака, само собой, тоже. Глупо идти с дубинкой на танк. Но лучше на пулю нарваться, чем спину показать. Хрен с ним, с этим рынком, но ударить в грязь лицом перед княжевскими – ну уж нет!
Дрын тоже увидел пистолеты, он уже смотрит с ехидной насмешкой на Спартака. Дескать, очко уже играет? Сам он тоже боится, но назад не повернет – и гордость не позволит, и посмеяться над знаменскими хочется.
Московские уже сбились гуртом. Неширокая у них «стенка», всего шесть человек в первой линии. Но у всех стволы. Не факт, конечно, что оружие есть и у остальных, у тех, кто за первым рядом. Было бы десять пистолетов, столько бы людей было в первой линии. А так всего шестеро. Плотная получилась толпа, скомканная. Такую легко окружить.
– Дрын, давай справа их обходи, а мы слева.
Дрын кивнул, махнул рукой, показывая, какой маневр нужен. И Спартак вытянул своих людей в линию, левая половина которой обошла московских с фланга, чтобы в одной связке с княжевскими взять их в клещи.
Наверняка пацанам было страшно – московские суетливо хватались за оружие, передергивали затворы. Но страх не помешал маневру, и противник оказался в кольце. Старший московской команды смотрел на Спартака в замешательстве. Он просто не мог поверить, что провинциальную шпану ничуть не напугало его железо. Он думал, что вражеская толпа разбежится, но нет, она уверенно взяла его людей в тиски. И все произошло так стремительно, что никто не успел даже выстрелить.
А теперь уже поздно жать на спусковые крючки. Стволов действительно всего шесть, но знаменско- княжевская толпа уже и в глаза лезет, и в уши сопит, и в затылок дышит. Спартака можно застрелить, Мартына, Бабая, Дрына, Холодца, но это лишь обозлит их пацанов, у которых свое железо. До смерти ведь московских тогда забьют.
Столичный авторитет выглядел внушительно. Знакомая личность – этот наглый тип с бегемотистой физиономией на днях пытался прогнуть Спартака под Артура. А вчера он сам попал под раздачу – глаз у него подбит, глубокая ссадина на носу, губа распухла… Но все это не вызывало презрительную усмешку. Спартак смотрел на громилу безо всякого ехидства, но и робости в его глазах не было. И на ствол пистолета, что смотрел ему в живот, не обращал никакого внимания. Дрын тоже ничего не боится или делает вид, что ему все нипочем.
– Ты дуру свою убери, – резко, но без надрыва сказал Спартак.
– Еще чего!
Московский авторитет также старался держать свой страх в узде, но все-таки в нем произошел сбой. От сильного волнения у него вдруг задергалась щека, и ему никак не удавалось избавиться от этого нервного тика.
– Боишься?
– Я боюсь?! Да я тебе сейчас башку прострелю! – заявил москвич.
Только почему-то, вытянув руку, ткнул Спартака пистолетом в грудь.
– Стреляй. А потом тебя самого закопают. Поверь, ты своей дурой никого здесь не напугаешь.
