– Ох! – Я чувствую, что мои колени подгибаются, как всегда, когда я слышу его голос. – Привет.
Я уже отошла от событий прошлого вечера, когда он сообщил, что люди нашего возраста слишком молоды, чтобы знать, что такое настоящая любовь. Но он сказал, что не имел в виду нас.
Очевидно, он просто сделал обобщение. Многие наши ровесники, скорее всего, действительно не тают, что такое настоящая любовь. Тиффани, к примеру, наверняка не знает.
Впрочем, после ужина он весьма компетентно продемонстрировал, что знает, что такое любовь.
Вернее, секс.
– Как дела? – интересуется Люк.
– Отлично, – говорю я. – Просто отлично.
– Ты не можешь говорить, потому что кто-то сидит рядом с тобой, да? – Вот за что я так сильно его люблю. Он такой проницательный. Почти в любых вопросах.
– Совершенно верно, – подтверждаю я.
– Ладно, через минуту начнется первая лекция, – говорит он. – Я просто хотел узнать, как у тебя дела.
Пока он говорит, стеклянная дверь приемной приоткрываются, и к нам заходит чуть полноватая блондинка. На ней джинсы и белый свитер с высоким воротником, совсем не скрывающий ее пышных форм, и ботинки «Тимберленд». Наверняка в контору «Пендергает, Лоуглинн и Флинн» нечаста приходят люди в таких ботинках. Женщина кажется мне знакомой, но я не могу вспомнить, кто она.
Тем временем Тиффани отрывается от полировки ногтей, и ее челюсть отвисает.
– Ой, надо идти, – говорю я Люку. – Пока.
Я вешаю трубку. Посетительница подходит к стойке приемной. Я отмечаю, что она красивая и пышет здоровьем, и, кажется, ее совсем не волнуют складки, свисающие над поясом слишком низко сидящих джинсов, хотя их вполне можно было бы спрятать под ремнем джинсов с более высокой талией, это выглядело бы гораздо привлекательней.
– Привет, – говорит мне девушка. – Я Джилл Хиггинс. У меня в девять назначена встреча с мистером Пендергастом.
– Конечно, – отвечаю я и быстро просматриваю шпаргалку в поисках добавочного номера отца Чаза. – Присаживайтесь, я сообщу ему, что вы уже здесь.
– Спасибо, – говорит девушка с улыбкой, открывшей множество здоровых белых зубов. Она садится на одну из кожаных кушеток, и я набираю номер мистера Пендергаста.
– Джилл Хиггинс пришла для назначенной ей на девять часов утра встречи с мистером Пендергастом, – говорю я Эстер, привлекательной секретарше мистера Пендергаста, которая забежала представиться, как только пришла на работу.
– Черт, – восклицает Эстер. – Его еще нет. Я сейчас подойду.
Как только я кладу трубку, Тиффани осторожно касается моего плеча.
– Знаешь, кто это? – шепчет она, кивая на сидящую девушку.
– Да, – шепчу я в ответ. – Она представилась. Это Джилл Хиггинс.
– Да, но ты знаешь, кто такая Джилл Хиггинс? – интересуется Тиффани.
Я пожимаю плечами. Лицо девушки кажется знакомым, но я более чем уверена, что это не теле- или кинозвезда, потому что она слишком нормального размера.
– Нет, – шепчу я в ответ.
– Просто она, типа, выходит замуж за самого богатого холостяка в Нью-Йорке, – шипит Тиффани. – За Джона Мак-Дауэлла. У его семьи на Манхеттене больше недвижимости, чем у католической церкви. А уж у церкви обычно ее полно…
Я поворачиваю голову и с вновь проснувшимся любопытством смотрю на Джилл Хиггинс.
– Это та девушка, которая работает в зоопарке? – шепчу я, вспоминая статью на шестой странице, в которой описывалось, как ее придавило тюленем.
– Точно, – говорит Тиффани. – Семья Мак-Дауэлл пытается заставить ее подписать брачный контракт. В общем, они хотят, чтобы она не получила ни цента, пока не родит наследника. Но жених хочет быть уверенным, что ее права будут соблюдены, это он нанял «Пендергаста, Лоуглинна и Флинна» в качестве ее адвокатов.
– Ох! – Я потрясена пафосом всей этой ситуации. Джилл Хиггинс кажется такой милой и нормальной! Неужели кто-то может подумать, что ее интересуют только деньги? – Как мило с его стороны. Я имею в виду Джона Мак-Дауэлла.
Тиффани хмыкает:
– Точно. Скорее всего, ему хочется, чтобы, когда все, типа, закончится, она не сказала, что ее надули.
Это звучит слишком цинично. Впрочем, откуда мне знать? Для меня это всего лишь первый день.
Тиффани работает здесь уже два года, дольше любого секретаря, работай пего в конторе «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн».
– Ты слышала, как ее называют? – шепчет Тиффани.
– Кто?
– Пресса. Как они называют Джилл? Я непонимающе смотрю на нее.
– Разве они не называют ее просто Джилл?
– Нет, они называют ее «Плаксой», потому что она работает с тюленями и имеет такое брюшко.
Я хмурюсь:
– Фу, как грубо!
– А еще, – продолжает Тиффани, очень довольная собой, – потому что она заплакала, когда один из журналистов спросил, не смущает ли ее, что существует масса женщин, более привлекательных, чем она, и готовых умереть за то, чтобы наложить лапы на ее жениха.
– Ужасно! – Я скольжу взглядом по Джилл. Она выглядит чересчур спокойной для того, кому приходится со всем этим справляться. Только Бог знает, как бы я повела себя в такой ситуации. Пресса, наверное, назвала бы меня Ниагарой, потому что я бы плакала, не останавливаясь.
– Мисс Хиггинс! – Эстер, появившаяся в приемной, выглядит в твидовом костюме очень аккуратно. – Как ваши дела? Пройдемте со мной. Мистер Пендергаст немного задерживается, но я приготовлю вам кофе. Сливки и сахар, правильно?
Джилл Хиггинс с улыбкой поднимается.
– Правильно, – говорит она, следуя за Эстер по холлу. – Как мило, что вы запомнили!
После того как она выходит из зоны слышимости, Тиффани фыркает и возвращается к маникюру.
– Знаешь, может, парень Мак-Дауэллов и богатый, – говорит она, – и она вполне может не работать и не разбрасывать рыбу этим мерзким тюленям. Но лично я никогда бы не вошла в эту семью менее чем за двадцать миллионов. А ей повезет, если она увидит пару сотен тысяч.
– О, – говорю я, думая про себя, что Тиффани просто рождена, чтобы быть актрисой и моделью, у нее такая склонность драматизировать. – Они не могут быть настолько плохими…
– Шутишь? – Тиффани закатывает глаза. – Мать Джона Мак-Дауэлла такая стерва, она не позволяет этой девочке спланировать ни минуты собственной свадьбы. Что, в общем-то, логично, поскольку она из Айовы, а ее отец, типа, почтальон. Но все равно… Плакса даже не сможет выбрать себе свадебное платье. Они заставляют ее надеть какое-то старое убожество, которые пылится в их доме миллион лет. Говорят, что по традиции все невесты Мак-Дауэллов надевают его… но, если хочешь знать мое мнение, они просто хотят, чтобы она выглядела ужасно и чтобы Джон Мак-Дауэлл одумался и бросил ее ради какой-нибудь сучки из высшего общества, которую подберет для него его мама.
Я сразу принимаю стойку. Меня не интересует то, что мать Джона Мак-Дауэлла хочет подобрать сыну девушку из общества вместо Джилл, мне интересно другое.
– Правда? И кто дизайнер по реставрации ее свадебного платья? Не знаешь?
Тиффани тупо смотрит на меня.
– Ее кто?
– Дизайнер по реставрации свадебного платья, – повторяю я. – Я хочу сказать, у нее ведь есть дизайнер… так?
– Понятия не имею, о чем ты, – говорит Тиффани. – Что такое дизайнер по реставрации?
