приемлю. Во всяком случае, в твоей интерпретации.
Тот магнетизм, который еще недавно существовал между ними, она сейчас оставила без внимания.
— Тогда, наконец, прими как должное то, что существует между нами сейчас, — заявил он. — Считай, что все осталось в прошлом! А оно ушло и кануло в Лету…
Ушло и кануло в Лету? Его руки продолжали лежать у нее на плечах. Она чувствовала их теплоту, ощущала флюиды, которые излучало его тело.
— И поэтому ты упорно настаиваешь на этих… обвинениях в мой адрес? — нетерпеливо воскликнула она.
— Ты же хочешь знать, что произошло между нами. — Голос у него стал жестче. — Я просто привел тебе факты…
— Какие факты? Мне же ничего не известно! И поэтому у меня нет никакой возможности реабилитировать себя!
— Никакой реабилитации и не нужно, потому что это — правда.
— Это только твое мнение…
— А ты думаешь, что мое мнение не играет никакой роли? — Он снял руки с ее плеч. Она повернулась и увидела, что рот у него исказился в гримасе. — Ведь я был твоим мужем!
Она молчала, безвольно глядя на него, на его скулы, глаза, которые в свете лампы стали похожи на два агата.
— Грэм, — почти со стоном выдохнула она. Голос ее сорвался на дискант. — Ты уже сказал то же самое о Саймоне. Теперь повторяешь это почти слово в слово о Жюле… — Она в удивлении развела руками. — Как это можно? Твое мнение густо замешано на… какой-то предубежденности.
— Предубежденности? — взорвался он. — Мой Бог, эта предубежденность лишь на пользу тебе. Не могу поверить, чтобы ты могла обмануть меня после… — Он запнулся.
— После чего? — требовательно спросила она, но не получила ответа. — Мне кажется, что ты умышленно говоришь намеками, чтобы побольнее уколоть меня. Ты это делаешь для того, чтобы взять реванш?
— Реванш? — Глаза Грэма вспыхнули. — Ты думаешь, что ради реванша я искал тебя в Корнуолле после того, как ты, не сказав никому ни слова, умчалась туда? Ты думаешь, что именно по этой причине я отправил тебя на эту виллу? — Он обвел рукой изысканную обстановку столовой. — Прошло три года со времени нашего развода, Эрни, — продолжил он. — За этот довольно продолжительный срок я мог бы изобрести и осуществить что-нибудь более неприятное для тебя. Тем более что у меня была прекрасная возможность это сделать, когда я приехал в коттедж.
Она неловко повернулась, внезапно вспомнив, что ее поведение там, в Трезиле, у камина, спровоцировало вспышку бурной и опасной страсти.
— Ты просто злишься на меня, — пробормотала она, обороняясь.
— Удивительно, как это ты имеешь смелость порицать меня? — Он поставил стакан на стойку бара, следя за выражением ее лица. — Ты вела себя вызывающе. — Его глаза смотрели на нее пристально и прямо. — А если бы я проявил настойчивость и решил бы овладеть тобой в тот вечер, не отходя от камина? — Волна жара ударила ей в лицо. — Ты бы не сказала мне спасибо за это, — добавил он. — Я бы оказался самым ничтожным из всех ничтожных смертных, если бы воспользовался той ситуацией!
— Грэм, я совсем не это имела в виду!.. — Она замолчала, прикусив язык. Затем стремительно села на диван, закрыв лицо руками. О Боже! Почему она должна теперь раскаиваться в том, что повела себя в тот вечер так неосмотрительно? — В тот вечер со мной что-то случилось, — произнесла она, запинаясь. — Моя память…
— Ты что-то вспомнила? — Он тоже присел на диван, прикоснувшись ладонью к ее щеке и повернув к себе ее лицо. Она посмотрела в его глаза. Они были совсем рядом. Повинуясь какому-то внезапному порыву, она захотела сказать ему, что он был у нее единственным.
— Грэм… — Она не знала, как продолжить. — Мы были дома вместе, в квартире…
— В Нью-Йорке?
Она кивнула.
— Я вдруг увидела ее в своем воображении ясно-ясно! — Она сжала руки. — Это была то ли наша годовщина, то ли какое-то торжество. Я видела поздравительные открытки, бутылку шампанского…
— А что ты еще видела?
Она замотала головой.
— Именно об этом видении я хотела тебе рассказать.
Когда он откинулся на спинку дивана, ее глаза устремились на него. Лоб прорезала глубокая вертикальная складка.
— Грэм! Ты был так зол на меня? Скажи, почему? — почти взмолилась она. — Это было связано с каким-то другим мужчиной? У меня были какие-то отношения с ним? — Он молчал, продолжая вглядываться в ее лицо. — Скажешь ты, наконец, кто же он был?
Губы у него скривились.
— В сущности, он был никем, — резко проговорил Грэм. — Какой-то без двух минут художник из центра Нью-Йорка.
Глаза у нее расширились.
— Художник?
— Ты посещала занятия по живописи. Он был твоим наставником.
— Если он был наставником, то не мог быть несостоявшимся художником, — заметила она.
— Его способности были слабее, чем у тебя.
Она не отрывала от него глаз, отметив мысленно комплимент в свой адрес.
— Ты удивлена? — Он вновь посмотрел на нее, глаза его потемнели. Эрни отвернулась, пожав плечами.
— Странно… Я никогда не спрашивала тебя, что ты думаешь о моей живописи…
— Ты в этом никогда не нуждалась. — Он погладил ее щеку. Эрни заметила, как его губы растянулись в улыбке. — Я же был первым, кто приобрел для тебя прекрасный набор принадлежностей для рисования.
— Правда?
Он кивнул.
— К твоему дню рождения. Это было в первый год нашей совместной жизни.
Его улыбка стала еще шире от приятного воспоминания. Он посмотрел на ее волосы, на округлости щек, на губы…
— Кажется… кажется, ты был более великодушным, чем я думала.
Внезапно она почувствовала, что ей трудно дышать, особенно из-за того, что он принялся поглаживать ее плечи, перебирать пальцами шелковистые пряди волос.
— О, я способен быть еще более великодушным, Эрни, — тихо произнес он, привлекая ее к себе. — Значительно более великодушным…
Он коснулся губами ее приоткрытого рта. Эрни снова находилась словно под гипнозом, не находя сил отклониться. Она словно летела куда-то, в какую-то бесконечность. Он приподнял голову, и они посмотрели друг на друга. Она увидела, как поднимаются и опускаются его темные ресницы, подчеркивая глубину глаз, чувствовала его дыхание на своем лице…
Одной рукой он обнял ее, притянул к себе, и в следующий момент она уже лежала у него на коленях.
Он посмотрел на нее.
— Эрни… — Голос у него стал глухим. Ее имя вырвалось вместе с тяжелым вздохом. Она закрыла глаза, когда их губы слились в горячем и сладком поцелуе…
Эрни приникла к нему, потеряв способность рассуждать. Она лежала в его объятиях, откинув голову и выгнувшись ему навстречу, и чувствовала только его губы, его пальцы, которые нетерпеливо ласкали ее грудь. Наконец они проникли под блузку и коснулись обнаженного тела…
Его губы стали передвигаться, опускаясь ниже, к шее. Он чувствовал, как она вздрагивает. Застонав
